Редактирование: Невидимый фронт - Н. А. Михайлашев

----
<small> [[ТЕРРИТОРИИ]] / [[Комитет территориальной вольности]] / </small>
----
Немцы захватили Минск. Наш наркомат эвакуировался в Могилев. Город готовился к обороне. По улицам проходили колонны
красноармейцев, проносились грузовики с бойцами, с пушками на прицепах, с красными крестами на бортах. Чувствовалось, что фронт уже
близко, и город жил лихорадочной, тревожной и напряженной жизнью.

Стремясь подорвать боевой дух и сопротивление Красной Армии,
вражеская разведка забрасывала в наш тыл свою агентуру. В городе шли
разговоры о том, будто лазутчики сигнализируют по ночам своим
бомбардировщикам электрическими фонариками, наводя их на военные и
промышленные объекты; будто десантники-парашютисты перерезали
коммуникации севернее, восточнее и южнее Могилева; будто фашистские
шпионы действуют в красноармейской, в милицейской и даже в чекистской
форме.

Из чекистов формировались отряды по борьбе с немецкими
парашютистами, диверсантами и шпионами.

После отпуска мне надо было добраться до Ганцевичского района, где
я работал старшим оперативным уполномоченным. Но это мне не удалось,
и я направился в Могилев, где меня зачислили в отряд капитана Кирилла
Андреевича Рубинова.

Вскоре поступил приказ: нашему отряду двигаться в Кличевский
район и оттуда пробиваться в тыл противника и поднимать народ на
священную борьбу с оккупантами.

До Кличева добрались мы только в начале июля. Сдав партийные
билеты в Кличевский райком партии, утром 5 июля мы вошли в лес и,
расположившись там, стали ждать того момента, когда вражеские войска
продвинутся на восток.

Первую часть боевого приказа — пробраться в тыл противника — наш
отряд, таким образом, выполнил. А что делать дальше? Капитан Рубинов
разделил отряд на маленькие группы, по два-три человека в каждой,
предоставив им возможность отправиться в любой из оккупированных
районов и действовать там самостоятельно.

Наша группа — Лопачев, Кривоходов и я, назначенный старшим, —
решила раздобыть вначале хоть какую-нибудь гражданскую одежду: неходить же в чекистской форме! Вечером мы пробрались в деревню и
обменяли коверкотовые гимнастерки на косоворотки, а в придачу получили
еще шинель казачьего образца. Брюк и подходящей обуви в деревне не
нашлось, поэтому мы остались в хромовых сапогах и форменных галифе
без кантов, надеясь сбыть все это при первом удобном случае.

Шли наугад, обходя стороной деревни, отдыхая то в стогу сена, то в
лесу, но уже и в эти первые дни мы, если была возможность, нарушали
полевую связь противника и обстреливали одиночные обозы.

Однажды, когда мы подходили к деревне Дубинки, которая находилась
километрах в двадцати от Могилева, из-за пригорка выскочил мотоцикл с
тремя вооруженными немцами.

— Стой! Куда идьете? — спросил здоровенный фашист, приближаясь
к нам.

Я ответил как можно спокойней:

— В Дубинки. Домой идем.

— О, карашо, карашо. Документ имейт?

Он полистал паспорт, потом сорвал с моей головы шапку и потрепал за
волосы:

— Лойтенант? Да, да, вы есть лойтенант!

— Что вы, господин офицер, — замахал я руками, — меня даже
мобилизовать не успели! Работал учителем в Западной Белоруссии, а
теперь вот домой возвращаюсь…

Но немец, не слушая, уже повернулся к Федору Лопачеву и хлопнул
ладонью по голенищу его хромового сапога.

— Ви тоже ест лойтенант? Отвечайт!

Федя начал объяснять, что он тоже учитель, что и его не успели
мобилизовать.

Я бросил взгляд на второго автоматчика: стоит, глаз не спускает. На
правом плече у меня висела сумка от противогаза с кое-какими продуктами,
а за спиной, под лямкой шинели, кобура с пистолетом. Сделав вид, будто
натерло плечо, я принялся поправлять лямки, а сам незаметно засунул руку
за спину, стараясь нащупать рукоятку пистолета. Может, немцы и заметили
бы эту возню, да их внимание отвлек раздутый портфель в руках у
Кривоходова.

— Открывайт!

И, видя, что русский медлит, немец выхватил у него из рук портфель.

— Вас ист дас? Офицерен белье?

Белье Кривоходова чуть было не погубило нас, на нем проступал
штамп: «Московская центральная школа НКГБ».— Ге-пе-у?! — Немец отшвырнул в сторону портфель.
Испуганный этим криком, второй автоматчик замешкался, и я успел
всадить пулю сначала в одного, а потом и в другого. Шоферу удалось
убежать.

Мы подобрали трофеи и, пробив бензобак мотоцикла, бросились в
рожь…

С большими трудностями, изможденные и больные, двигались мы
кратчайшим путем в Чечерские леса. В середине августа добрались до
небольшого поселка Гута Осиновская, со всех сторон окруженного
девственными лесами. Здесь и остановились, даже землянку вырыли,
решив обосноваться в ней надолго.

Немцев в поселке пока не было, но полицаи из своих, местных, уже
появились. Правда, держались они неуверенно, робко. Колхоз еще не
успели разогнать, а может быть, умышленно не захотели этого делать: надо
же убрать урожай. Председатель колхоза Ефим Лукьянович Шамонин
держался очень странно: полицаям не перечил, покорно выслушивал все их
распоряжения, но выполнять эти распоряжения не спешил.

Надо было поближе узнать этого человека, разгадать, с кем он. Но
выяснить это удалось не сразу. Ефим Лукьянович будто и охотно отвечал на
наши вопросы, но по его настороженным, хитро прищуренным глазам
чувствовалось, что верит он далеко не всему, в чем мы пытаемся его
убедить. Даже нашим чекистским удостоверениям то ли поверил, то ли
нет…

— Вижу, вижу, — повертел он мое удостоверение в руках, — бумага,
она, конечно, все стерпит…

И только когда мы с Федором привели Шамонина в свою лесную
землянку, он как-то сразу подобрел, и на глазах его навернулись слезы.
— Ну, здравствуйте, браточки мои дорогие, — распростер широкие
объятия, — здравствуйте, товарищи! Не обессудьте, иначе не мог!
Вскоре по окрестным деревням распространился слух, будто в лесу
появилось много партизан. Да что слух: мы с Лопачевым «под великим
секретом» заказали для партизан в одной деревне полсотни деревянных
ложек, в другой — пятьдесят пар лыковых лаптей. Вот, мол, как много
собралось нас в здешних лесах!

А тем временем с помощью Шамонина мы установили связь с
секретарем подпольного райкома партии Павлом Ивановичем Дедиком и
руководителем рудня-бартоломеевской партийной группы коммунистом
Тихоном Коротким, который жил на полулегальном положении и знал
многих коммунистов Чечерского района. Начал расти и наш, теперь уже нефиктивный, а настоящий отряд: к нам перебрался Ефим Шамонин, пришли
братья Мамекины, директор льнозавода из Кормянского района коммунист
Аверьян Ушев, чекист Михаил Счастьев.

Фашисты устанавливали уже повсеместно «новый порядок». В каждой
деревне они назначили своих старост и полицейских, создавали районные и
волостные управления.

Служба безопасности — СД, жандармерия и местная полиция
выискивали коммунистов, хватали военнослужащих Красной Армии,
оказавшихся на оккупированной территории. Многие коммунисты и
советские работники Чечерского района были схвачены вместе с семьями и
расстреляны. В ратушу палачи согнали более ста стариков и старух и тоже
учинили расправу. 21 ноября они зверски уничтожили на территории
Добрушской МТС 120 советских граждан…

Но «новый порядок» не сломил советских людей. Все чаще и чаще
падали под ударами народных мстителей полицаи, фашистские холуи,
деревенские старосты. Все больше своих солдат недосчитывались и
начальники немецких гарнизонов. Действовали уже партизанские группы,
в том числе и наша, в которой было восемь человек, вооруженных
тринадцатью винтовками, ручным пулеметом и трофейным автоматом.
В конце ноября в наши леса прибыли Гомельский городской и
Гомельский сельский партизанские отряды.

Вместе с этими отрядами пришли секретарь Гомельского подпольного
обкома партии Андрей Аверьянович Куцак, секретарь горкома партии
Семен Федорович Антонов и секретарь горкома комсомола Александр
Исаченко.

Вскоре меня вызвал Андрей Аверьянович и, крепко пожав руку, сразу
заговорил о главном:

— Организационный период кончился, — сказал он, — пора
приступать к настоящему делу. Мелким партизанским группам это не под
силу: надо поднимать на борьбу весь народ, создавать крупные отряды, а со
временем и соединения народных мстителей. Подпольный обком партии
принял решение перевести Чечерский отряд на лагерное положение,
объединить все его полулегальные группы. Вам предлагается немедленно
влиться в этот отряд. Ваше мнение?

— Мы не возражаем, — коротко ответил я.

— Отлично. Командиром отряда назначен Петр Антонович Балыков,
коммунист, бывший директор Несимковичской МТС, имеющий опыт
партизанской борьбы в гражданскую войну, комиссаром — Павел
Иванович Дедик. А вам… — Андрей Аверьянович, помедлив немного,добавил: — Вы — чекист, вам и карты в руки: берите на себя руководство
подпольщиками, создавайте партизанскую разведку и контрразведку.

В Гомеле скрещиваются железные дороги пяти направлений. Через
него же проходят и шоссейные дороги, и водный путь на Чернигов и Киев.
Нам стало известно, что немецкое командование не жалеет сил и средств
для укрепления этого стратегического узла. Сюда прибывало пополнение
из Германии, здесь производилась перегруппировка войск, тут же
находились штаб 221-й охранной дивизии, разведка и контрразведка. Вот
почему в наших планах Гомель занимал особое место.

Еще раньше в районе Добруша обосновалась группа армейских
разведчиков во главе с Федором Кравченко. Получая от добрушских
подпольщиков сведения о противнике, Кравченко немедленно передавал их
по радио в Москву.

Пришлось начинать с азов: знакомство с подпольщиками, налаживание
связей, укрепление разведывательных групп…

Много замечательных советских патриотов было среди подпольщиковдобрушан. Ни днем, ни ночью не давали покоя оккупантам один из
организаторов подполья — Никанор Степанович Куликов и его молодые
помощники — разведчики-боевики Анатолий Куликов, Евгений Петранков,
Михаил Горшунов и ставший впоследствии Героем Советского Союза
Федор Кухарев. Правой рукой Никанора Степановича был бесстрашный
разведчик, старый коммунист Дмитрий Николаевич Гладышев.

Беспощадную борьбу с ненавистным врагом вели руководители
подпольных групп Г. А. Тычинский, К. Н. Костеневич, И. П. Бейзеров и
Т. К. Панков. Все они поддерживали постоянную связь с партизанскими
отрядами, которые время от времени появлялись в здешних местах. А в
промежутках, когда партизан вытесняли превосходящие силы карателей,
работу подпольщиков направлял разведчик В. С. Зелезей, прибывший из-за
линии фронта весной 1942 года.

Нелегок был его путь. Вначале группу, в которую входил Зелезей,
перебросили на самолетах в Брянские леса. Оттуда она перебралась на
Украину, в Черниговскую область, где и обосновалась в партизанском
соединении, которым командовал Алексей Федорович Федоров. Зелезей
получил приказ добраться до Гомеля, где он шесть лет назад окончил
Лесотехнический институт, и связаться с местными подпольщиками.
Виктор Сигизмундович отрастил большие усы, наголо обрил голову и сразу
стал намного старше. Документами его снабдили самыми надежными:
забулдыга-шофер, отбывший наказание в тюрьме и выпущенный немцами.Но и с этими документами он чуть не угодил в гестапо, нарвавшись в одной
из деревень на гитлеровца и полицая. Только находчивость и хладнокровие
выручили разведчика: выхватив пистолет на мгновение раньше мародеров,
Зелезей покончил с ними, набросил на себя немецкую шинель и, усевшись
за руль, гнал машину, пока хватило бензина.

Неподалеку от Бобруйска сжег машину и на пятый день пришел в
Минск.

В Минске Виктора Сигизмундовича ожидала первая радость — он
нашел здесь жену. Но задерживаться в городе было нельзя, и супруги
Зелезей перебрались к родителям жены, в Гомель.

Зелезей пошел в Лесное управление, сказал, что наконец-то ему
посчастливилось дождаться свободы, и попросился на работу. Начальство
предложило ему Добрушское лесничество.

Виктор Сигизмундович очень правдоподобно разыграл испуг:

— В Добруш? Нет, не поеду: там, наверное, есть партизаны, а таких,
как я, они не щадят. Лучше дайте мне работу здесь, в управлении.
Пришлось успокаивать «трусливого» лесовода, убеждать его, что в
Добрушских лесах партизан и в помине нет. Зелезей в конце концов
согласился, но счел своим долгом оставить господину начальнику
заявление, что в случае опасности он немедленно бросит работу и
возвратится в Гомель.

— Хорошо, хорошо, — покровительственно похлопал его по плечу
начальник, — можете рассчитывать на нашу помощь.

С тем новый помощник лесничего и уехал к месту службы, на
Каменскую лесную дачу. Поселился Виктор Сигизмундович в урочище
Нетеша, но заводить близкое знакомство, а тем более вступать в
откровенные разговоры с подчиненными не спешил.

Сдержанность нового помощника лесничего насторожила объездчиков
и лесников: в самом деле, что он за человек?

Экспансивный, вспыльчивый Герард Александрович Тычинский не
выдержал и начал все громче и все чаще ругать «фашистского лизоблюда».
Зелезей притворялся, что ничего не замечает, а сам наблюдал, как угрюмые,
неразговорчивые лесники тянутся к Тычинскому, как приходят к нему и о
чем-то шушукаются. И когда он, наконец, убедился, что Герард
Александрович и есть тот самый необходимый ему человек, пригласил его
к себе домой.

— Извините за откровенность, — начал он без обиняков, — ваши
сентенции по моему адресу и глухой за версту услышит, а о целях ваших
встреч с некоторыми лесниками разве что круглый болван не догадается!Вам что же, жить надоело? Подождите, не перебивайте! Пора прекращать
игру в прятки…

О том, кто такой Зелезей, знали только Тычинский, Костеневич и двоетрое надежных лесников. А через связного — «печника» Гладышева,
который незадолго до этого установил контакт с Тычинским и
Костеневичем, о прибытии советского разведчика узнал и организатор
добрушского подполья Никанор Степанович Куликов. По общему согласию
руководство всей подпольной борьбой взял теперь на себя В. С. Зелезей.

Систематические взрывы немецких эшелонов, организация различных
сюрпризов на автострадах и бесследное исчезновение вражеских офицеров
привели в бешенство руководителей «нового порядка», всякого рода
«фюреров», «шефов» и «комендантов». Гитлеровцы укрепили опытными
контрразведчиками службу безопасности, усилили полевую жандармерию
и охранную полицию. Начальником областного управления полиции
назначили матерого предателя, бывшего деникинского офицера Кордакова.

По просьбе шефа добрушского СД Патке и военного коменданта Аппеля
шеф гомельской СД гауптштурмфюрер Шульц направил своих гестаповцев
в Добруш, а шеф контрразведки абвера доктор Цинт командировал туда
своего первого помощника зондерфюрера Гартмана.

Опираясь на предателей, гитлеровцам удалось раскинуть свою
шпионскую сеть в городе. Аресты последовали один за другим.
Подпольщики не сразу поняли, что среди них орудуют провокаторы. Нам
пришлось спасать руководителей подполья и уводить в лес всех, кто
уцелел.

Гитлеровцы торжествовали: они были уверены, что с добрушским
подпольем все покончено, но торжествовали они преждевременно — рядом
с городом уже действовала Добрушская партизанская бригада.

К этому времени представители ЦК компартии Белоруссии Андрей
Фомич Жданович и Иван Евтеевич Поляков, он же секретарь подпольного
обкома комсомола, организовали подпольные райкомы партии и райкомы
комсомола. В Добрушский подпольный райком партии вошли Иван
Михайлович Готальский — секретарь райкома, Иван Павлович
Кривенченко — командир партизанской бригады и автор этих
воспоминаний. Секретарем райкома комсомола была назначена Варя
Вырвич. Стали налаживать связи с уцелевшими подпольными группами в
городе, руководить которыми назначили меня. Прежде чем направлять
людей в городское подполье, мы вместе с комбригом И. П. Кривенченко
обстоятельно побеседовали с теми, кому удалось вырваться из Добруша.
Надо было выяснить, как и почему там произошли провалы, когоподозревают подпольщики в предательстве, с кем из людей, оставшихся в
городе, можно установить связь. Беседуя с товарищами, мы все ясней
понимали причины разгрома подполья: излишняя доверчивость, а то и
просто болтливость некоторых подпольщиков, слабая дисциплина, а
отсюда и пренебрежение конспирацией.

Надо было все начинать сначала.

Связным между командованием партизанской бригады и городским
подпольем стал коммунист Дмитрий Сергеевич Цубриков. Руководителя
подполья Никанора Степановича Куликова заменил Василий Ефремович
Мочалов, который начал исподволь собирать уцелевшие от разгрома силы
подпольщиков. Учительница Татьяна Алексеевна Скачкова привела к
Мочалову своих коллег: Александру Родионовну Озеракину, Ксению
Агафоновну Кособукину, Ольгу Михайловну Быховец, Федора Ильича
Щербакова и Татьяну Михайловну Марикову.

В подпольную организацию влились Петр Павлович Артюхов, Мария
Никитична Шевцова, Валентина Алексеевна Лихтарова, Софья
Владимировна Анохина, Лидия Калиновская и вся семья лесника Василия
Михайловича Москаленко.

Примкнули к подполью и Григорий Васильевич Курсаков —
переводчик немецкого торгового общества, и Ядвига Шпилевская —
переводчица с фабрики «Герой труда». А чтобы помогать Солодкову,
прочно обосновавшемуся в добрушской полиции, туда поступил на работу
комсомолец Николай Симоненко.

Трудно было переоценить ту помощь, которую оказывал
подпольщикам Солодков своей «безупречной» работой в полиции. Завоевав
полнейшее доверие гитлеровцев, он стал начальником отдела кадров. Он
собственной властью спас от гибели многих подпольщиков и постоянно
сообщал руководителям подполья о готовящихся арестах, о паролях и о
том, на какие объекты лучше всего направить удары партизан. По
документам, заготовленным «господином начальником отдела кадров», в
город могли беспрепятственно проникать наши люди.

Солодков устроил Колю Симоненко в музыкальную команду полиции.
Добродушный и простоватый с виду, Коля не чурался «дружеских»
выпивок, был щедр на угощение новых «приятелей» и даже познакомил со
многими из них свою «невесту», комсомолку подпольщицу Надю Турину, с
которой часто гулял по городским улицам. Горожане косились на
подтянутого, вылощенного полицая и его красавицу невесту: никому и в
голову не приходило, что на таких «прогулках» отважные подпольщики
высматривают, где у гитлеровцев размещены склады с боеприпасами игорючим, прикидывают, много ли в городе войск.
В городе действовала группа подпольщиков, которую возглавлял
бывший работник райкома комсомола Алексей Третьяков. В эту группу
вошли комсомольцы Саша Дударев, Вася Бобриков, Миша Зарецкий,
Володя Глубенков, Коля Атрашкевич, Лена Гребень, Веня Митрофанов,
Наташа Залесская, Анастасия Хомич, Наташа Малышева, Надя Турина,
музыкант из полицейской команды Коля Симоненко и кандидат в члены
партии Иван Иванович Курилин. Руководил ими Добрушский подпольный
райком комсомола.

Главными объектами своих атак подпольщики избрали въезды в город,
железнодорожную станцию и фабрику «Герой труда», в цехах которой
фашисты наладили ремонт танков. Тут же, на территории фабрики,
находился и их склад боеприпасов. Устроившись на работу в мастерские,
Иван Курилин изучал систему охраны этого важного объекта, подходы к
нему, время смены ночных караулов. Он старался почаще попадаться на
глаза солдатам охраны, даже завел знакомство с некоторыми из них. Немцы
привыкли к простодушному парню, перестали обращать на него внимание.
И однажды, когда возле склада с боеприпасами разгружались десять
автомашин, мимо них случайно прошел этот самый русский рабочий…
Больше трех часов рвались снаряды. От осколков погибли семеро
фашистов, многие были ранены. Пожалуй, суматошнее всех метался среди
пожарных и солдат охраны Иван Курилин, на виду у своих «приятелей»
переживавший такое «несчастье».

Комсомольцы-подпольщики спустя несколько дней продолжали
действовать на дороге Добруш — Гомель: взлетела на воздух автомашина с
немецкими солдатами. Десять убитых, тринадцать раненых…
Не отказывались подпольщики и от расправы с теми, кто уже давно
заработал петлю. Станционные рабочие жаловались на немца,
руководившего восстановлением путей: он избивал людей, постоянно
прислушивался к разговорам и за малейшее неповиновение грозил
расправиться, отправить в СД. За садистом было установлено наблюдение.
Подстерегли его в пристанционном лесочке, куда он отправился с одной из
своих многочисленных «фрейлейн»…

Федя Кухарев застрелил из нагана на одной из окраинных улиц
слишком рьяного служаку из комендатуры, когда тот потребовал
предъявить документы.

Саша Дударев и Коля Атрашкевич подстерегли зазевавшегося
следователя из СД и повесили его на его же собственном брючном ремне.
Не сидели на месте и подпольщики, которые, спасаясь от расправы,вынуждены были уйти из Добруша к партизанам. Бывший лейтенант Петр
Безмен, Валя Брук, Ваня Козлов не раз просились в настоящее дело.

Наконец подходящий случай представился: на территории бумажной
фабрики гитлеровцы установили две турбины, питавшие электроэнергией
все действующие предприятия и учреждения, и надо было во что бы то ни
стало вывести их из строя. Мы с комбригом Кривенченко прикинули, что
если диверсия удастся, то остановятся мастерские, литейный и картонный
цехи, лесопильный завод, маслозавод, прекратится электропогрузка на
железной дороге, перестанет выходить фашистская газетенка…

— Дело стоящее, — согласился комбриг, — от такого удара они не
скоро оправятся. Но одним городским ребятам это едва ли будет под силу.

Кого бы послать к ним на подмогу?

— Может, Безмена, — предложил я. — Давно просится он.

— Зови.

Началась подготовка. Петр Безмен и партизанский разведчик Валерий
Клыпин подобрали подпольщиков, отлично знающих Добруш. В группу
вошли: Николай Горшунов, Иван Козлов, Николай Рабенок, Владимир
Иванов и Яков Чунихин. Трое из них — Безмен, Клыпин и Горшунов —
должны были ночью пробраться к турбинам и подложить взрывчатку, а
остальные в случае опасности прикрывать их отход.

Пригодилась и «дружба» Ивана Курилина с солдатами охраны.

— Нельзя ли перекрыть вентиль центрального водопровода? —
спросил я у него.

— Перекрыть? — Иван задумался. — Перекрыть можно, но знающий
человек сразу поймет, в чем дело. Вот если бы взорвать…

Курилин ни о чем не стал расспрашивать меня (у подпольщиков это не
принято). Он, конечно, догадался, что намечается какая-то крупная
диверсия, и, как всегда, готов был принять в ней участие.

— Нет, взрывать не надо. Ты сегодня же перекроешь водопровод и
уйдешь с фабрики. Постарайся сделать это незаметно: очевидно, ночью там
будет облава.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Операция началась.
К ночи группа Петра Безмена уже была в городе. Под прикрытием
тумана, поднявшегося над Ипутью, подпольщики нащупали заранее
подготовленный лаз в заборе. Бесшумно отодвинув доски, трое проникли
во двор и босиком пошли к турбинному цеху. Остальные притаились в
темноте. Прошло пять минут, десять… Наконец, ушедшие возвратились.

— Отходи, — шепнул Безмен.

Они были уже за фабричным забором, когда грохнул взрыв. Надтурбинным цехом взметнулось пламя, но пожарные напрасно метались от
колонки к колонке: в водопроводе не оказалось ни капли воды…
Чуть ли не всю ночь охрана вела «бой» с прорвавшимися на фабрику
«партизанами».

Днем в лагерь бригады пришел Иван Курилин. Откровенно завидуя
боевой удаче товарищей, он доложил:

— Две турбины, одна мощностью в восемьсот, другая в пятьсот
киловатт, приказали долго жить. Танкоремонтные мастерские, литейный и
картонный цехи сгорели во время пожара. Лесопильный завод, городская
мельница, маслозавод, электропогрузчик на станции, типография и
радиоузел не работают. Все немецкие учреждения остались без света.

Опасаясь новых диверсий, немцы усилили охрану мастерских, чуть ли
не на каждом шагу проверяли пропуска, с головы до ног ощупывали
рабочих. В город ввели еще одну воинскую часть.

А нас в эти дни заботило свое: как бы вывести из строя
сохранившийся паровой котел. Посылать в мастерские вторую
диверсионную группу было слишком рискованно. Может быть, взорвать
котел через топку? Но как к ней подобраться? Придумал, как это
осуществить, молодой подпольщик Коля Атрашкевич. Торф для котельной
топки привозили в мастерские на грузовом автомобиле. И однажды в нем
оказался кусок, не по виду, а по весу отличавшийся от остальных —
толовая шашка с запалом. Коля рассчитал верно: не станет кочегар
присматриваться к каждому куску торфа, а тем более взвешивать его.

Подхватит, сколько влезет, на лопату — и в топку…

Взрыв на этот раз получился негромкий, его и слышно-то не было за
пределами бумажной фабрики. Но когда наступил вечер, мы поняли:
сработал «подарочек», во всем городе — ни одного электрического
огонька!

В конце июля Коля Симоненко — наш «полицай» из музыкальной
команды — прислал тревожную весть: в городе и во всем Добрушском
районе готовится облава на молодежь. Даже день установили: воскресенье.
Мы еще не знали тогда, что охранные войска получили приказ хватать
молодых мужчин и одиноких работоспособных женщин для угона в
Неметчину.

Варя Вырвич через связных райкома комсомола успела предупредить
некоторых знакомых ребят. Но только некоторых… Остальных ждала
горькая участь… И вот один из подпольщиков, Николай Ковалев, еще до
рассвета успел побывать у городского клуба, куда должны были сгонять
пленников. Когда же наутро к подъезду подкатила машина с офицерами,ответственными за «мобилизацию» молодежи, под ней взорвалась
противотанковая мина. Вторая досталась гитлеровцу, направлявшемуся из
казармы к туалету. В городе поднялась такая паника, что немцы и думать
забыли о «мобилизации», а предупрежденные подпольщиками парни и
девчата успели разбежаться по лесам и дальним деревням.

Захватив Гомель, гитлеровцы стали приспосабливать для своих нужд
уцелевшие фабрики и заводы. Комендант города полковник фон Кайзенберг
немедленно направил своих представителей на электростанцию, на
паровозоремонтный завод, на Гомсельмаш и другие предприятия, обязав их
любыми средствами вернуть к станкам рабочих и специалистов. В ход
пошло все: подкуп, запугивание, вербовка доносчиков и шпионов.

Но в Гомеле уже действовало подполье, которым руководили люди,
оставленные городским комитетом партии. Одним из руководителей был
коммунист Тимофей Бородин, создавший боевую группу на городской
электростанции. В нее вошли комсомольцы Иван Шилов, Вера Андреенко,
Полина Чистякова, Галя Федоренко. Сначала комсомольцы собрались в
доме № 153 по улице Бочкина и, слушая по слабенькому радиоприемнику
передачи Совинформбюро, только мечтали о том, как бы самим включиться
в борьбу с ненавистным врагом.

Но вот, когда электростанция заработала на полную мощь, к ним
пришел коммунист Тимофей Бородин и прямо сказал, что электростанцию
надо вывести из строя. Нужно было хорошенько продумать и обсудить
план взрыва, а потом действовать, действовать немедленно и наверняка.
Подпольная группа собралась в доме № 14 но улице Комиссарова. Пришли
все, кроме одного, а этот один, давно уже запродавший свою честь и
совесть шефу электростанции майору Верману, привел эсэсовцев…

Спастись не удалось никому. Их допрашивали и пытали следователь
СД зондерфюрер Крамер и сам гестаповский шеф гауптштурмфюрер
Шульц, но добиться ничего не смогли.

Напуганные неслыханным мужеством и стойкостью подпольщиков,
немцы еще больше усилили охрану электростанции, снабжавшей энергией
все предприятия города.

Не случайно в планах подпольщиков эта электростанция занимала
первое место. Командир бригады И. П. Кривенченко чуть ли не каждый
день наседал на нас — чекистов:

— Думайте, товарищи, это по вашей части. Смогли же в Добруше
электростанцию взорвать…

Но одно дело в Добруше и иное — здесь: подпольщики ослаблены,охраны на объекте круглые сутки полным-полно. Шеф — гестаповец
Верман, как нам удалось установить, перед каждой сменой торчит в
проходной и самолично проверяет, как охранники обыскивают входящих
рабочих… И все же мы продолжали искать решение казавшейся
неразрешимой задачи. С этой целью в условленном месте мы часто
встречались с подпольщиками. И вот однажды, возвращаясь с Кривенченко
после одной из таких встреч на временную базу, мы наткнулись в сосняке
на какого-то старика и четырех молодых парней в немецкой военной
форме. Встреча произошла настолько неожиданно, что парни растерялись и
по первому нашему окрику подняли руки, а старик бросился к нам:

— Ратуйте, люди добрые, от этих немчуков: вторые сутки по лесу
водят, требуют, чтобы я показал, где партизаны.

«Немчуки» молча слушали жалобы старика, не спуская с нас глаз.

— Разрешите обратиться? — сказал один из них, вытянув руки по
швам. 

— Старшина Красной Армии Шибаронин.

Мы не стали с ними разговаривать, а под конвоем повели всех на базу:
под видом бывших советских военнослужащих гитлеровцы уже не раз
подсылали к нам своих агентов.

Допрашивали мы задержанных вместе с комбригом Кривенченко,
каждого отдельно, чтобы они не смогли сговориться, как отвечать на
вопросы. Тот, что назвался старшиной, отвечал коротко: «Шибаронин
Павел Кузьмич, уроженец деревни Озерино Ульяновского района
Орловской области. Перед самой войной вступил кандидатом в члены
партии. В бою был ранен и в бессознательном состоянии взят в плен. В
лагере военнопленных дал согласие служить в воинском подразделении,
которое фашисты сформировали из бывших советских военнослужащих.
Надеялся при первом же удобном случае перейти к партизанам».

Второго, который назвал себя Василием Петровичем Бондаренко,
комсомольцем, кадровым старшим сержантом Красной Армии, постигла та
же судьба.

На словах все как будто правдоподобно: люди хотели жить, чтобы
продолжать борьбу с врагом, и только ради этого, покривив душой,
согласились пойти на службу к фашистам. А дождались подходящего
случая — и вот ищут партизан.

— Не обработали ли их предварительно гауптштурмфюрер Шульц или
доктор Цинт?..

Долго гадали мы с Иваном Павловичем, как поступить с четверкой
пленников, и, наконец, решили перевести их в лагерь бригады под
Добрушем. А там посмотрим. В лагере я продолжал расспрашивать всехчетверых, особенно Шибаронина и Бондаренко, о Гомеле, о расположении
немецких учреждений, о порядках в охранных формированиях и о работе
восстановленных немцами предприятий, сопоставляя их показания с
поступившими от гомельских подпольщиков и разведчиков. Задавал и
«каверзные» вопросы. Необходимо было тщательно проверить пришедших
к нам людей. Для окончательной проверки оставалось еще одно средство:
предложить им опасное дело.

Задание выбрали сложное: вернуться в Гомель, установить связь с
бывшими сослуживцами из 221-й охранной дивизии и с их помощью
подготовить взрыв электростанции.

— Лучше всего устроиться в подвале разрушенного дома, недалеко от
электростанции, — посоветовали мы. — Днем не показывайтесь,
действуйте ночью — для этого пригодятся и немецкая форма, и ваши
документы. Все, что нужно, в том числе и продукты, в подвал будет
приносить наш человек. Он и скажет, что делать дальше, как и когда.
Через несколько дней по подпольной цепочке поступили сведения, что
Шибаронин и Бондаренко живут в подвале. Стали поступать вести и от
них: они сообщили, что связались с солдатами охранной роты Андреем
Доценко и Василием Пузиковым, которые согласились выполнить любое
задание.

Наступила пора готовить диверсию.

Наши разведчицы Наташа Малышева и Надя Гурина доставили в
Ново-Белицу, хозяйке нашей конспиративной квартиры Анне Справцевой,
десять килограммов тола и взрыватель с бикфордовым шнуром, а в это
время Шибаронин сообщил, что их четверке удалось изучить всю систему
охраны электростанции, проделать в заборе замаскированный лаз и каждый
вечер узнавать пароль, который начальник охраны устанавливает для
ночного времени.

Анну Справцеву предупредили, чтобы ждала «гостей»… И вот
однажды к ее домику средь бела дня подкатили на велосипедах двое солдат
из охраны и бесцеремонно забарабанили в дверь.

— Здесь живет Анна Справцева?

— Я… — Анна чуть не умерла от страха.

— Успокойтесь, хозяйка. Привет вам от дяди Коли.

Отклик на пароль вырвался сам собой:

— А где вы его видели?

— Приходил вчера к нам и просил купить яиц, — сказал солдат
вторую часть пароля и протянул руку: — Разрешите представиться —
Андрей Доценко, а это мой товарищ Вася Пузиков. Все готово?Сверток, перевязанный тесемкой, они прикрепили к багажнику и,
распрощавшись с хозяйкой, покатили по дороге к Гомелю. На мосту через
Сож их даже не остановили: стерегли мост от партизан, а эти
велосипедисты — солдаты из охранной роты. Благополучно проехали по
всему городу, старательно козыряя встречным немецким офицерам, и,
добравшись до разрушенных домов в районе электростанции, спрятали
пакет в одном из них. Вечером взрывчатка уже была в подвале у
Шибаронина и Бондаренко.

В ночь на 13 августа Шибаронин и Бондаренко пробрались через лаз в
заборе на территорию электростанции. Оба были в немецкой форме, знали
пароль, установленный на эту ночь, и все же двигались медленно,
осторожно, то и дело замирая за каким-нибудь штабелем торфа… Никто не
повстречался им, никто не окликнул… Подпольщики рассчитали время по
минутам и двигались так, чтобы не наткнуться на патруль. Наконец,
добрались до турбинного отделения. Шибаронин приоткрыл входную дверь
и отшатнулся, увидев четырех рабочих и автоматчика. Откуда здесь немец,
что ему надо? Дождавшись, когда он выйдет, Шибаронин распахнул дверь:

— Встать! Руки вверх! Станция окружена партизанами: кто
пошевельнется, стреляю без предупреждения!
Бондаренко тем временем затолкал сверток с толом под турбины,
вставил взрыватель, поднес зажигалку к бикфордову шнуру.

— Готово! — негромко предупредил он товарища.
Шибаронин попятился к двери:

— Разбегайтесь! Сейчас все взлетит к чертям свинячьим.
Рабочие бросились вон, а следом за ними выскочили и наши ребята.
Едва добежали до лаза, как сзади рванул оглушительный взрыв. Сразу
стало темно, погасли все огни, и тут же поднялась паническая пальба из
винтовок и автоматов. Но смельчаки были уже далеко. Петляя по улицам и
переулкам, они добрались до реки, где, как было заранее условлено, их
ожидали с лодкой. Переправились на противоположный берег и, не
мешкая, зашагали к Шабринскому лесу, в деревню Ларищево, чтобы
передохнуть там. Казалось, больше ничто им не угрожало. Однако днем,
когда хлопцы стали переправляться через реку Ипуть, их заметили с
участка лесоразработок и открыли огонь.

Бондаренко слышал, как вскрикнул плывший за ним Шибаронин.
Оглянулся — круги расходятся по воде…

В тот же день конный нарочный увез донесение Бондаренко комбригу
Кривенченко. Но Иван Павлович еще раньше догадался о том, что
произошло в Гомеле, — разведчики принесли ему издававшуюся нарусском языке газету «Новый путь», обе внутренние полосы которой
оказались совершенно чистыми.

— Все в порядке, — рассмеялся комбриг, — городская электростанция
приказала долго жить!

А в это время в Гомеле шли допросы. Вызывали дежурного монтера,
кочегара, инженера ночной смены, пожарных. Все они в один голос
твердили о том, что диверсию совершили два каких-то немецких офицера:
неожиданно ворвавшись в машинное отделение, угрожая оружием,
поставили людей к стене, подложив пакет со взрывчаткой под генератор,
скрылись. Показания эти не смогли опровергнуть и опытные гестаповцы,
нагрянувшие утром: собаки, повизгивая, метались по двору, не зная, какой
след брать. Солдаты же немецкой охраны, боясь расправы, и, быть может,
заранее сговорившись, клялись всеми святыми, будто ночью к проходной
подъехала легковая автомашина, из которой вышли и предъявили пропуска
два неизвестных офицера. Их, конечно, пришлось пропустить на
территорию станции, тем более, что господа офицеры назвали пароль,
установленный на эту ночь. А зачем они приехали, что делали на
станции — откуда солдатам знать!

Через гомельскую телефонную станцию Берлин связывался с частями,
действовавшими на брянском направлении. Надо ли говорить, с какой
бдительностью охранялся этот объект. Нам никак не удавалось забросить
туда своих людей.

Надежда на удачу появилась в тот день, когда нам стало известно, что
немцы создали в Гомеле специальную школу по подготовке связистов из
местной молодежи. За школой мы тотчас установили тщательное
наблюдение, и вскоре одного из курсантов, Василия Василькова, задержали
в деревне Саньково, когда он приехал к своей двоюродной сестре Татьяне
Гуцевой.

Васильков рассказал, как поступил в школу.

— Значит, решил стать холуем? — спросили мы.

— И вовсе нет! — вспыхнул Васильков. — Думаете, я один пошел в их
школу? Сколько ребят насильно позагоняли! А не пойдешь, так или в
Германию увезут, или здесь… сами знаете, что будет!

Да, мы это знали. И все же я задал ему неизбежный вопрос:

— А как же другие? Ведь не все служат немцам.
Васильков вскинул на меня взгляд:

— Для этого и приехал: может, кто с партизанами сведет.

По всему чувствовалось, что парнишка не врет.— Не обязательно быть партизаном и жить в лесу, — продолжали мы.

— А как же иначе?

— Можно и в городе жить. И даже работать у них. Кстати, расскажи-ка
поподробней, что это за школа, чему вас учат, что курсанты делают, кем вы
станете, когда закончите учебу. Только учти: многое нам уже известно, так
что врать не советую.

Васильков начал рассказывать очень охотно и подробно, стараясь не
упускать даже мелочей. Курсанты, в большинстве своем молодые парни,
живут при школе. Их обучают прокладывать подземные телефонные
кабели, ремонтировать аппаратуру и техническое оборудование станции.
Им же приходится восстанавливать связь, поврежденную во время
бомбежек. Правда, на станцию немцы допускают только тех курсантов, к
которым успели приглядеться.

— Есть у тебя знакомые среди таких ребят, которым ты веришь?

— Есть два-три человека, — кивнул Васильков.

— А как ты думаешь, сколько понадобилось бы партизан, чтобы
взорвать станцию?

— Много! — Парнишка даже руками развел от удивления. — Знаете,
как ее охраняют?! Пока всю охрану не перебьешь, к коммутаторам не
подступишься, не прорвешься.

— Нет, Вася, от такого сражения толку не будет: в Гомеле немцев
много. А вот два-три человека, действуя осторожно и с умом, и станцию
могут уничтожить, и сами останутся живы. Хочешь попробовать?

Так в школе связи появилась подпольная ячейка. Вася быстро нашел
общий язык со своим школьным дружком Митей Михальковым. К ним
присоединились двое курсантов из специальной обслуживавшей команды.
К сожалению, сейчас я уже не помню их фамилий, но знаю, что Иван был
откуда-то с Орловщины, а Николай — уроженец Гомеля.

По нашему совету Васильков поручил Ивану незаметно обследовать
подходы к месту ввода подземного кабеля и составить план расположения
телефонной аппаратуры. Через несколько дней план был готов: четыре
коммутатора, а под ними, у самой земли, — ниша в стене, из которой
выходил основной кабель. Именно здесь и следовало заложить взрывчатку,
но как ее пронести, как подобраться к самой нише? Чтобы сделать это,
нужно спуститься в подвал, пройти по длинному коридору, в конце
которого находится комната, расположенная под коммутаторным залом. В
этой комнате есть полуметровая ниша, в которую введен кабель, Из нее он
тянется наверх, к распределительному щиту, а от щита разветвляется
дальше. Может быть, здесь и заложить мину?.. Взрывчатку, на этот особыйслучай, мы выделили, но взрывателя с замедлением на двенадцать часов не
нашлось. А как раз такой взрыватель и был нужен: если поставить его в
пять вечера, когда на станции кончается работа, взрыв произойдет в пять
часов утра. А в это время в коммутаторном зале, как выяснил Иван,
дежурят немецкие связисты.

Вместе с моим адъютантом Василием Исаевым мы принялись мудрить
над взрывателями с трехсуточным замедлением. Выбросив сопротивление,
вставили вместо него перемычки из медной проволоки разного сечения и
разной длины, добиваясь нужного результата. Первый «взрыв» произошел
через двадцать часов, второй — через шестнадцать, наконец, третий, как и
было задумано, — ровно через двенадцать. Удача! Я показал Васе
Василькову, как надо закладывать тол и готовить взрыватель к действию.
— Ошибки быть не должно, — строго предупредил я, — второй раз к
станции никто подобраться не сможет.

Сестра Василькова, Таня Гуцева, к этому времени стала жить в
Добруше. К ней наши связные перенесли десять килограммов тола.
Переправили и взрыватель. А в следующее воскресенье, опять
отпросившись у начальника школы Мочака в краткосрочный отпуск к
«заболевшей» сестре, Васильков благополучно перевез тол и взрыватель в
Гомель и спрятал недалеко от телефонной станции.

Приближался решающий день. Удастся диверсия или нет? Слишком
многое зависело от непредвиденных случайностей!

Мысленно представил себе, как Иван, успевший примелькаться
охранникам, несет в карманах взрывчатку. Сколько раз ему надо будет
пройти через проходную, пока перенесет все десять килограммов!

Думал о Николае, который должен вертеться на станционном дворе,
поблизости от коммутаторного зала, чтобы в случае опасности отвлечь
внимание на себя, о Мите: затаившись в прилегающих к станции
развалинах, он прикроет отход ребят, если бросятся за ними в погоню, и о
Васе — он старший в группе и отвечает за всех…

На деле все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось нам в те
напряженные часы. Двенадцать «рейсов» сделал Иван мимо охранников,
прежде чем перенес весь тол и уложил его в нишу. Немцы дважды
останавливали его — одному понадобилась спичка, другой спросил,
который час. Когда и тол и взрыватель оказались на месте, Вася решил
проверить, хорошо ли подготовлена мина. Вопреки запрету, он все же
пробрался на станцию, проскользнул в подвал и убедился, что Ваня
отлично справился со своей задачей.

К вечеру ребята как ни в чем не бывало вернулись в казарму. Вася неспал… Не могли уснуть и его друзья… Время тянулось томительно
медленно… Вот и рассвет начал брезжить за окнами, небо поголубело.
Наступило утро, а взрыв так и не произошел.

Что же случилось? Неужели провал?!

Через некоторое время начали поступать донесения от наших людей и
из Добруша, из Ветки, из Новозыбкова: телефонной связи с Гомелем нет. А
еще через три дня стали известны подробности того, что произошло на
станции: ожидая новый взрыватель, ребята не трогали мину и даже не
приближались к подвалу под коммутаторным залом. Около шести часов
утра одиннадцатого сентября на телефонной станции произошел взрыв.
Гомельский узел связи вышел из строя. А наши ребята исчезли из города —
ушли сначала в Шабринский лес, а позднее перебрались в расположение
нашей бригады.

Василий Бондаренко, заслуживший наше доверие после взрыва
электростанции, стал партизаном.

Через несколько дней Бондаренко с пятью ребятами ушел в Гомель. В
Шабринском лесу, где река Ипуть впадает в Сож, чекист лейтенант Иван
Кошечкин по указанию командования бригады создал временную базу, где
хранились продукты, взрывчатка и куда должны были приходить люди,
направляемые Бондаренко. Василий в это время уже успел связаться с
участвовавшим во взрыве гомельской электростанции Андреем Доценко, а
через него с некоторыми другими солдатами охранной роты. Вскоре на
квартире у Софьи Зубрицкой, жившей на Рабочей улице в доме № 18,
состоялась его первая встреча с солдатами Олифиренко, Леуськовым и
Бородкиным. В городе начала действовать еще одна диверсионная группа.
Первым объектом был склад горючего, который находился возле
Полесского переезда. Во время ночного дежурства Олифиренко, Леуськов и
Бородкин установили в хранилищах магнитные мины замедленного
действия.

Пожар уничтожил 203 бочки с бензином. 13 сентября лейтенант
Кошечкин, Бондаренко, Олифиренко, Леуськов и Бородкин, переодевшись в
немецкую форму, проникли в помещение гомельского радиоузла и вместе с
радиотехником Ромашковым взорвали и подожгли его. 14 сентября сгорел
склад гомельской хозяйственной комендатуры. 15 сентября с грохотом
рухнула казарма, размещавшаяся в здании довоенной типографии. А на
следующий день Василий Бондаренко отправился в Новобелицу для
осуществления диверсии на складе боеприпасов. На погрузке и разгрузке
снарядов там были заняты советские военнопленные. Бондаренко связалсяс Чифеевым и Одноблюдовым. Не вдаваясь в подробности, он предложил
им нечто вроде ультиматума:

— Хотите уйти к партизанам — взорвите склад.

Они засунули полученные от Бондаренко мины в штабель снарядов и
сбежали в Шабринский лес. Гитлеровцы недосчитались в тот день 4 тысяч
снарядов, 3 тысяч противотанковых мин и 25 тысяч ручных гранат.
Ряды подпольщиков росли с каждым днем. Все новые и новые
советские военнопленные, завербованные фашистами в свои охранные
отряды, становились бойцами невидимого фронта. Вместе с Кошечкиным и
Бондаренко сражались теперь Ватагин и Богданенко, Лещев и Кабанов,
Осипов и Сорокин. Им помогали отважные подпольщицы Надежда
Григорьевна Акулич-Кокотно, ее мать Акулич Юлия Адамовна,
Василевская Анфиса Донатовна и многие-многие другие.

19 сентября совершены сразу две диверсии: взлетели на воздух
перекидной мост на шоссейной дороге Новобелица — Гомель и зенитная
батарея в деревне Прудок, а вместе с ней была уничтожена тысяча
снарядов. 24 сентября сгорели два интендантских склада и десять
запломбированных вагонов в Новобелице, откуда немцы отправляли
награбленное добро. Большой победой, одержанной нашими
подпольщиками, было полное разложение так называемых «русских»
воинских формирований, созданных гитлеровцами на Гомельщине. Из 221-
й охранной дивизии к партизанам перешли с оружием более ста солдат, из
местных лагерей подпольщики переправили в лес более трехсот
военнопленных.

В это время с востока все отчетливее стали доноситься грозные залпы
артиллерийских орудий…

В начале октября 1943 года гитлеровцы приступили к эвакуации из
Добруша своих учреждений. В панике они разрушали и уничтожали все,
чего не могли захватить с собой. Как крысы на тонущем корабле,
заметались предатели и холуи, верой и правдой служившие оккупантам.
Мы поспешно создали специальную группу для вылавливания
предателей, в которую вошли Василий Мочалов, Петр Солодков и Федор
Щербаков. Мы тщательно проинструктировали их и назвали тех, кого
следовало схватить во что бы то ни стало.

Первыми были пойманы бургомистр Добрушского района Желдаков,
его заместитель Амельченко и следователь СД Гансевский. Не удалось уйти
от кары и начальнику брянской полиции Лукьянцеву, и гестаповским
агентам Елене Желдаковой, Василию Шмуляю, и многим другим.

На территории Гомельщины и Могилевщины чекистов было немало, икаждый из них честно выполнил свой партийный и чекистский долг. Не
всем посчастливилось дожить до дня победы. Пал в бою еще в 1941 году
командир нашего чекистского отряда Кирилл Андреевич Рубинов. Смертью
героя погиб в 1944 году заместитель командира соединения осиповичских
партизан чекист Степан Сергеевич Сумченко.

Пусть мой скромный рассказ о бойцах невидимого фронта
Гомельщины будет данью уважения тем, кто в суровые годы войны на
оккупированной фашистами нашей земле, не щадя своей жизни, выполнял
сыновний долг перед Родиной и народом.