Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

Текущая версия на 16:09, 22 апреля 2023

Местные жители встречают белорусских партизан, вышедших из лесов, 1944 г.

ТЕРРИТОРИИ / Комитет Развития Территории /

СОВЕТСКИЕ ПАРТИЗАНЫ И МИРНОЕ НАСЕЛЕНИЕ 1941-1945гг.

В первые месяцы войны подавляющее большинство населения на оккупированной территории Советского Союза оказалось в состоянии подавленности и растерянности. Люди вели себя настороженно и выжидательно. „Большая часть населения, – отмечалось в донесении партизанского отдела политуправления Ленинградского фронта от 5 сентября 1941 г., – в силу репрессий, распространения немцами провокационных слухов и не имея сведений о действительном положении на фронте, с затаенной злобой и под страхом смерти выполняют волю немецких захватчиков” [1].

Источники рисуют довольно пеструю картину настроения людей, внезапно оказавшихся в зоне оккупации. Так, в дневнике немецкого солдата, найденном в начале 1942 г., отмечалось: „В Лозовой (Харьковская область. – В. П. ) имели контакт с русским населением. Очень многих никак нельзя было разуверить в том, что большевизм в конце концов одержит победу. Другие не знали, в какую краску перекраситься. И, наконец, некоторые настроены были очень дружелюбно к немцам и желали, чтобы большевики были подальше. Происходило ли это от убеждений или от страха, я не знаю”[2].

Согласно немецким данным, к началу 1942 г. 60 421 советских граждан поступили на службу к оккупантам в качестве полицаев, сельских старост, мелких чиновников органов управления фашистского режима и т. д. [3]. К апрелю 1944 г. их численность увеличилась до 191 166 человек [4].

В этой обстановке положение партизан было сложным. Наиболее уверенно и благоприятно чувствовали себя те партизанские отряды, которые опирались на жителей близлежащих сел и черпали в них людские ресурсы. Основной костяк их состоял из колхозников, представителей сельской интеллигенции, рабочих и служащих предприятий и учреждений районных центров. Большинство из них были связаны давней дружбой или родственными отношениями [5].

Советские партизаны пробегают мимо убитых, во время боя за деревню.

Местные партизанские отряды создавались на протяжении всей войны, повсеместно и непрерывно до полного изгнания захватчиков. Они составляли основную, наиболее многочисленную и эффективную силу всех партизанских формирований.

Намного сложнее было наладить прочные связи с населением отрядам и группам, прибывшим из-за линии фронта. Учитывая это обстоятельство, в их состав включались лица, ранее проживавшие в районе предстоящих действий. Случалось и так, что партизаны, опасаясь раскрытия месторасположения отряда или проникновения в него шпионов, самоизолировались от местного населения. Это неотвратимо приводило к свертыванию их боевой деятельности и в конечном счете к гибели отряда.

О таких фактах, например, в ноябре 1941 г. сообщал в Калининский обком ВКП(б) инструктор обкома А. Д. Хрусталев: „Не имея опыта партизанской борьбы, а отчасти по боязни, некоторые отряды не имеют связи с населением в районе действий отряда. Местами население и понятия не имеет о существовании партизан, тогда как при хорошей постановке связи с населением отряду легче действовать в тылу врага. Как следствие плохой связи с населением некоторые отряды в своем составе не имеют ни одного колхозника, не принимают из-за боязни, что эти люди могут выдать отряд врагу.

Целый ряд отрядов слабо, не активно действуют, часто отсиживаются в лесах или ведут только разведку. Это происходит или по неумению или прямо в результате проявления трусости отдельных руководителей. Такие отряды чаще всего разваливаются и бесславно кончают свое существование. Разваливаются они из-за отсутствия продовольствия или в результате безделья” [6].

Как правило, в таких отрядах не проводилась политическая и воспитательная работа среди партизан, отсутствовала дисциплина, что неизбежно приводило к проявлению самоуправства в отношении мирных жителей, мародерства и произвола вплоть до необоснованных расстрелов [7].

Герой Советского Союза генерал-майор Сидор Артемьевич Ковпак (1887—1967) разговаривает с селянками во время рейда на Западную Украину.

Проявление насилия и откровенного разбоя отталкивало население от партизан. Партийные органы и руководство отрядов принимали самые решительные и строгие меры по их искоренению. „Неправильное отношение к населению, мародерство и прочие обиды должны считаться тягчайшим преступлением, – указывал 3 марта 1943 г. начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко в письме комиссару объединенных партизанских отрядов южных и юго-западных районов Орловской области. – Имейте в виду, что немцы считают очень действенным средством засылку в партизанские отряды своих агентов, которые под видом партизан чинят издевательства над населением и тем самым отталкивают население от партизан. Проявление антибольшевистского отношения к населению нужно жесточайше карать” [8]. Сохранившиеся документы свидетельствуют, что к нарушителям советской законности, уличенным в мародерстве, насилии и произволе над мирными жителями, применялись самые строгие меры воздействия – вплоть до расстрела.

В районах активных партизанских действий сельское население в силу безжалостных законов войны нередко оказывалось в самом центре развернувшихся боев и становилось невольной жертвой огня с обеих сторон. Более того, озлобленные безуспешным исходом очередной карательной операции против партизан, гитлеровцы всю ярость безудержного гнева обрушивали на мирных жителей. К сожалению, поводом для репрессий служили также малозначительные боевые акции и диверсии партизан вблизи населенных пунктов. Так, в ноябре 1941 г. в деревне Успенка Черниговской области партизанскими разведчиками был ранен немецкий солдат. Наутро гитлеровцы расстреляли нескольких жителей и забрали 75 человек в качестве заложников. В деревне Кутейниково партизаны перерезали в двух местах телефонные провода, что можно было бы сделать и на значительном удалении от населенного пункта. На следующий день каратели сожгли несколько домов, а проживавших в них колхозников расстреляли. В селе Троицкое была сожжена порожняя автомашина, а находившийся рядом склад с боеприпасами оказался нетронутым. И опять последовала расправа над мирным населением [9].

Портрет советского крестьянина с винтовкой. Авторское название фотографии: «Народный мститель».

Малоэффективная тактика „мелких уколов” партизан вблизи населенных пунктов, оплачиваемая большой кровью стариков, женщин и детей, вызывала справедливое недовольство местных жителей. Опытные командиры отрядов и рядовые партизаны при выборе объекта для нападения учитывали и безопасность населения.

Было бы ошибочно считать, что население покорно и безответно реагировало на карательные акции оккупантов, не предпринимало мер к самосохранению и выживанию. По инициативе самих жителей во многих населенных пунктах создавались отряды и группы самообороны, в которые входили пожилые мужчины, женщины и подростки. Вооружались они собранным на полях сражений оружием. В зависимости от величины населенного пункта численность групп самообороны колебалась от полутора десятков до ста человек. Во главе самооборонцев стояли командир и политрук, имевшие непосредственную связь с ближайшим партизанским отрядом.

Инициативу мирных жителей по организации самообороны населенных пунктов активно поддерживали партийные органы и командование партизанских отрядов. Они оказывали им помощь в овладении различного вида оружия и в обучении военному делу. В ряде районов издавались специальные инструкции по организации отрядов и групп самообороны, в которых разъяснялись их задачи, способы организации обороны населенных пунктов, порядок взаимодействия с партизанскими отрядами [10].

Многие бойцы отрядов и групп самообороны вместе с партизанами участвовали в операциях по разрушению железных и шоссейных дорог, линий связи, в сборе разведывательной информации о противнике. Они несли караульную и дозорную службу, заготавливали продовольствие и фураж, оборудовали подпольные госпитали и лечебные пункты для раненых и больных партизан, ухаживали за ними.

Группы самообороны, располагавшиеся на границе партизанских краев (так назывались освобожденные от противника обширные территории), являлись своеобразными дозорными постами партизан. Они своевременно оповещали командование отрядов о появлении карательных войск, их численности, вооружении, направлении движения. До подхода партизан группы самообороны нередко вступали в единоборство с оккупантами и самоотверженно защищали свои жилища [11].

Создание населением отрядов и групп самообороны для защиты своих населенных пунктов было характерным явлением для всех партизанских краев. В Южном Брянском партизанском крае к началу апреля 1942 г. имелось более ста групп самообороны, в составе которых насчитывалось около 10 тыс. человек [12]. В партизанских краях Смоленской области только на территории Дорогобужского, Ельнинского, Спас-Деменского и Всходского районов группы самообороны (5 тыс. бойцов) действовали в 420 населенных пунктах [13].

Отряды и группы самообороны являлись не только активным боевым помощником партизан, но и постоянно действовавшим резервом пополнения партизанских формирований проверенными, подготовленными кадрами. „Самооборонцев мы всегда считали своим надежным боевым резервом, – вспоминал командир 115-го партизанского отряда Кличевского района Могилевской области П. М. Викторчик. – Из этих групп к нам приходили хорошо подготовленные бойцы, имеющие оружие. А в дни вражеской блокады все самооборонцы стали партизанами, заметно увеличив численность и силу наших отрядов” [14].

Колхозница М. Николаева провожает в партизаны своего сына Ивана.

Самоотверженная борьба с ненавистным врагом захватила широкие массы. „Население и партизаны слились в единую боевую семью, – говорилось в отчете о жизни в Ашевско-Белебелковском партизанском крае Ленинградской области летом 1942 г. – Трудно отличить партизана от мирного жителя, партизаны были в каждой семье” [15].

Карательные меры оккупантов хоть и сдерживали, но уже не могли остановить нарастающий подъем народного сопротивления. „В настоящее время нет категорий населения, – говорилось в сводке разведотдела Юго-Западного фронта от 15 ноября 1941 г., – среди которых было бы невозможно найти достаточное количество лиц, желающих работать в органах разведки. Трудностей в подборе людей нет. Объясняется это тем, что абсолютное большинство населения готово активно поддерживать нас в борьбе против немцев” [16]. А вот сообщение из другого региона оккупированной советской территории. „Все чаще встречаются целые деревни, – докладывал в сентябре 1942 г. начальник Ленинградского штаба партизанского движения М. Н. Никитин, – которые с радостью делятся с партизанами и настроениями, и продуктами. В деревне Сечи Порховского района староста Николай Васильев едва сказал односельчанам, что пришли партизаны, как со всех домов понесли молоко, творог, хлеб, кур, белье и т. д. ” [17].

Своеобразной формой самосохранения и сопротивления населения захватчикам являлись так называемые лесные или гражданские лагеря. Они представляли собой временные поселения в лесу или на болоте, где местное население спасалось от оккупантов во время карательных экспедиций. Сюда стекались прежде всего семьи партизан, партийных и советских работников и те, кому угрожала опасность ареста или угона в фашистское рабство. В лесных лагерях нередко скрывалось и остальное население деревень и сел, избавляясь от бомбардировок вражеской авиации, насилия и издевательств гитлеровцев и их прислужников. Основным контингентом этих поселений были старики, женщины и дети.

Мальчик докладывает командиру 11-го отряда 3-й Ленинградской партизанской бригады Г.В. Гвоздеву о расположении немцев.

Для жизни в лесу они забирали с собой самое необходимое: хлеб, одежду, обувь, постельные принадлежности, кухонную утварь, а также домашний скот. Он содержался при лагере в специально созданных укрытиях или загонах. Летом крестьяне обычно размещались в шалашах, а для зимовки строились теплые землянки. Пища готовилась на кострах или железных печках. За продуктами питания колхозники пробирались по ночам в оставленные деревни и на огороды, а к рассвету возвращались с полными сумками овощей, припрятанной мукой, крупой или зерном. Широко употреблялись в пищу различные растения, грибы, ягоды.

Переселение мирных жителей в лесные лагеря под защиту партизан приняло широкий размах уже в середины 1942 г. Подолгу вынуждены были проживать в лесах крестьяне Ленинградской, Калининской, Смоленской, Орловской областей, Белоруссии и северной Украины. Так, в Навлинском районе Орловской области осенью 1942 г. покинули свои деревни 360 семей в составе 1600 человек. В Кличевском районе Могилевской области находилось в лесных лагерях более 30 тыс. человек, а партизаны Минской области спасли от истребления и угона в Германию 567 тыс. мирных жителей [18].

Особенно теплое отношение проявляло население к раненым и больным партизанам. Несмотря на варварский приказ гитлеровцев о расстреле на месте за укрывательство или содействие раненым партизанам, бойцам и командирам Красной Армии, советские люди бесстрашно участвовали в облегчении их положения.

В первые месяцы борьбы большинство партизанских отрядов не имели медицинских работников. Врачи были только в крупных формированиях. Часто раненых и больных приходилось скрывать в деревнях, где находился врач или фельдшер, а то и просто передавать на попечение надежным крестьянским семьям. „Все раненые партизаны, как правило, находятся в домах местных жителей, – говорилось в донесении политуправления Северо-Западного фронта от 17 октября 1941 г., – которые ухаживают за бойцами, кормят их. Например, заведующая больницей дер. Железницы Дедовичского района Л. С. Радзевич укрывала у себя в больнице 8 раненых партизан. При посещении немцами больницы она, рискуя жизнью, выдавала раненых партизан за колхозников, случайно раненых в деревне, снабжала выздоровевших документами, облегчавшими их переход в советский тыл” [19].

Важно отметить, что население не делило раненых и больных на своих, т. е. местных партизан и военнослужащих, оказавшихся в тылу врага. История партизанского движения полна многочисленными примерами проявления населением оккупированных районов героизма и самоотверженности в спасении раненых бойцов и командиров Красной Армии. Известны факты создания подпольных госпиталей [20].

Бойцы Ленинградской партизанской бригады получают доставленный хлеб.

Не подлежит никакому учету продовольственная помощь партизанам от местных жителей. Изо всех источников снабжения это был самый главный и надежный поставщик. Чтобы исключить случаи чрезмерного и непосильного обложения населения поставками продовольствия, была упорядочена система сбора продуктов. Как правило, партизанский отряд в зависимости от численности закреплялся за одним или несколькими населенными пунктами, жители которых считали его своим. Устанавливалась определенная норма выделения продуктов с каждого крестьянского двора с учетом состава и материального положения семьи, собранного ею урожая.

Многие жители сами приводили к партизанам свой скот, чтобы он не достался оккупантам. В ряде отрядов колхозникам выдавались официальные справки, своего рода обязательство вернуть полученное [21].

О размерах продовольственной помощи можно судить по тому, что только в первой половине 1942 г. население Дорогобужского партизанского края Смоленщины передало партизанам, десантникам и кавалеристам генерала П. А. Белова, действовавшим в тылу противника, около 6 тыс. т хлеба, свыше 5 тыс. т картофеля, около 3 тыс. т мяса, 2 т сливочного масла и много других продуктов питания [22]. На полном продовольственном обеспечении населения находилась более чем 15-тысячная армия партизан и бойцов Красной Армии.

Неоценимую помощь местные жители оказывали партизанам в сборе оружия и боеприпасов. Они указывали места наиболее напряженных боев, пути отхода советских войск, пункты расположения складов, баз и дотов. Наиболее предусмотрительные крестьяне по собственной инициативе собирали оружие и прятали в тайниках [23].

Приготовление еды в партизанском отряде имени Котовского.

Зимой и весной 1942 г. жители Дорогобужского, Ярцевского и других районов Смоленщины собрали и передали партизанам и частям 1-го гвардейского кавалерийского корпуса 150 станковых и 167 ручных пулеметов, около 14 тыс. винтовок, более 18 тыс. мин, 100 тыс. снарядов, 800 тыс. патронов и другое снаряжение [24]. Командование кавкорпуса отметило, что населением „собрано такое количество винтовок, гранат, патронов, снарядов, которое полностью покрывало потери” [25].

Активность и способы участия советских людей в антифашистском движении на оккупированной территории были не одинаковы. Не каждый мог взяться за оружие – и это вполне объяснимо. В то же время успехи партизан напрямую зависели от различных форм содействия, оказываемого им местным населением. Чем больше при этом партизаны учитывали его законные интересы и потребности, тем больше была и „отдача”, находившая выражение в нарастании разных форм антифашистского сопротивления в тылу германских армий.

Примечания

[1]. ЦАМО, ф. 217, оп. 1217, д. 20, л. 183.

[2]. Там же. ф. 232, оп. 612, д. 99, л. 121.

[3]. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart, 1983. Bd. 4. S. 1061.

[4]. 3юзин Е. И. Малоизвестные страницы войны. М., 1990. С. 51.

[5]. См., напр.: ЦАОДМ, ф. 1870, оп. 1, д. 4, л. 60; Клятву верности сдержали: Партизанское Подмосковье в документах и материалах. М., 1982. С. 203; Калининская правда. 1969. 18 июля; ЦАМО, ф. 15, оп. 178359, д. 1, л. 524.

[6]. ЦАМО, ф. 213, оп. 2016, д. 8. л. 93.

[7]. См., напр.: РЦХИДНИ, ф. 69, оп. 1, д. 1109, л. 1.

[8]. Там же. д. 1112, л. 84, 85.

[9]. ЦАМО, ф. 229. оп. 213, д. 41, л. 223.

[10]. Партизаны Брянщины: Сб. документов и материалов. Тула, 1970. С. 128.

[11]. См. ЦАМО, ф. 202, оп. 36, д. 147, л. 422; Залесский А. И. В партизанских краях и зонах. М., 1962. С. 132, 133.

[12]. Орловская область в годы Великой Отечественной войны (1941-1945): Сб. документов и материалов. Орел, 1960. С. 151.

Крестьяне Псковской области снабжают советских партизан продовольствием.

[13]. Война народная: Очерки истории всенародной борьбы на оккупированной территории Смоленщины. 1941-1943 гг. М., 1985. С. 103.

[14]. Викторчик П. М. Над Ольсой-рекой. Минск, 1967. С. 67.

[15]. РЦХИДНИ, ф. 69, оп. 1, д. 194, л. 23, 39; см. также: ф. 17, оп. 43, д. 1716, л. 84, 85.

[16]. ЦАМО, ф. 229, оп. 213, д. 3, л. 249.

[17]. Там же, ф. 217, оп. 1219, д. 174, л. 127.

[18]. Залесский А. И. Указ. соч. С. 261, 327; см. также: РЦХИДНИ, ф. 69, оп. 21, д. 81, л. 108; Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках: Записки чекиста. М., 1971. С. 328; Из истории партизанского движения в Белоруссии (1941-1944): Сб. воспоминаний. Минск, 1961. С. 439; Петров Ю. П. Партизанское движение в Ленинградской области 1941-1944. Л., 1973. С. 176; Сергеев В. М. Красная лента. М., 1975. С. 154.

[19]. ЦАМО, ф. 221, оп. 1366, д. 6, л. 253.

[20]. См.: Партизанская борьба с немецко-фашистскими оккупантами на территории Смоленщины 1941-1943; Документы и материалы. Смоленск. 1962. С. 75, 78; Война народная… С. 112.

[21]. Юденков А. Ф. За огненной чертой. М, 1966. С. 175.

[22]. Война народная. С. 108.

[23]. Жилянин Я. А., Позняков И. Б., Лузгин В. И. Без линии фронта. Минск, 1975. С. 109, 110, Партизаны Брянщины: Сб. рассказов бывших партизан. Т. 1. Брянск, 1959. С. 138.

[24]. Советские партизаны. М., 1961. С. 163.

[25]. Смоленская область в годы Великой отечественной войны 1941-1945; Сб. документов и материалов. М., 1977. С. 176.

Пережогин Виталий Афанасьевич, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН.