Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

§ 1. Юридическая надстройка и собственно право - 74

Материал из m-17.info

Версия от 15:19, 3 августа 2011; Vladimir (Обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

ПРАВО / Cовокупность правил поведения / Л.С. ЯВИЧ ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА /


ГЛАВА ВТОРАЯ. СУЩНОСТЬ ПРАВА

§ 1. Юридическая надстройка и собственно право

В первой главе нашей задачей было исследование социальных истоков права, описание его связей с экономикой, государством, формами общественного сознания. В этом случае вся правовая действительность воспринимается в качестве цельной специфической формы общественных отношений. При рассмотрении внешних оснований и связей правовых явлений не было ни смысла, ни возможности особо выделять элементы юридической надстройки и в том числе то, что следует считать собственно правом. Конечно, вскрывая зависимость права от производственных отношений, чаще всего приходится сталкиваться с правовыми отношениями, с правами и обязанностями субъектов. Соотношение правовой действительности с государством выдвигает вперед законодательные нормы. Идеологический аспект права обращает прежде всего внимание на правосознание. Многоплановый подход « праву необходим и полезен, но сам по себе еще не дает ответа на вопрос: что есть право и какова его сущность? Он лишь подготавливает нас к решению этой коренной проблемы юридической науки, создает для него необходимую предпосылку.

Если право является в первую очередь юридическим выражением производственных отношений, то научная материалистическая теория права должна начинаться с констатации владения как простейшего правоотношения. Но владение в историческом плане оказывается неразвернутой собственностью. Точно так же элементарные правовые связи и отношения (индивида, семьи, рода, общины) периода становления классовые формаций не были юридическим правом, развернутой правовой действительностью. Развитие отношений собственности, в основе которого лежало принудительное отчуждение и присвоение чужого овеществленного труда, влечет за собой формирование права эксплуататорских обществ, превратившего факт обладания собственностью, присвоения в меру, масштаб деятельности людей, сообразно которому строятся и другие общественные

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 74

отношения. Зачатки юридического упрочения господствующего способа производства из области фактических имущественных (вещных) отношений, где нет еще собственно права, превращаются в наличное бытие права и разворачиваются в целую юридическую надстройку над экономическим базисом. Этот процесс приобретения правовыми явлениями качественной определенности и относительной самостоятельности происходит тем интенсивнее, чем быстрее экономически господствующие индивиды осознают свои общеклассовые интересы, конституируют свою силу в виде государства, а волю в качестве государственной воли, придавая ей всеобщность в форме закона. Формирование юридической надстройки означает появление новой разновидности духовного усвоения общественного бытия, в том числе и такого его феномена, как право. Несмотря на то, что исторический генезис права в общих чертах ясен, исследование и описание сущности права нельзя считать простым делом.

Проникновение познания в сущность любого предмета исследования всегда вызывает большие трудности. Когда речь идет о праве, анализ его сущности наталкивается на специфическую сложность, и состоит она в том, что до сих пор в юридической науке ведутся дебаты – какие правовые явления надо относить к собственно праву? Ответить на этот вопрос не столь просто. Между тем сущность права должна быть, естественно, соотнесена только с ее непосредственным проявлением, а не со всей юридической надстройкой. Правовая действительность, юридическая надстройка состоят из всей совокупности правовых явлений (правосознания, правовых норм, правоотношений, субъективных прав и юридических обязанностей, правопорядка и т.п.). Но распространенный термин «правовое явление», который применяется к любому компоненту юридической надстройки, неидентичен явлению права. Понятие «явление права» соотносится со столь же строгим философским понятием «сущность права». Явление и сущность в своем противоречивом единстве образуют собственно право. Следовательно, требуется с самого начала определить крут правовой действительности, относящейся к собственно праву, а затем уже от его явлений проникнуть в основу, в сущность интересующего нас предмета изучения. По всей вероятности, собственно правом в первом приближении должны считаться те компоненты правовой действительности, которые служат изначальными общезначимыми масштабами социальной деятельности, позволяющими судить о правомерности поведения, решать при споре, кто прав (за кем правда), справедливо наказывать виновного в нарушении правопорядка, пользоваться беспрепятственно социальными возможностями, своим правом и требовать исполнения соответствующих обязанностей. Нет сомнения, что таким масштабом являются правовые нормы. Признание правом общих норм поведения явилось важным эта-этом в развитии советской юридической науки и практики.

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 75

Однако можно ли абсолютизировать общие нормы, если известно, что они нередко являются в генетическом плане результатом обобщения состоявшихся уже персонифицированных решений, зафиксировавших наличное право субъекта, если в функциональном аспекте ни одна общая норма права не может стать специфически юридическим регулятором поведения, не воплотившись в субъективном праве (соответствующих юридических обязанностях), в индивидуализированных масштабах?

Наше юридическое мышление дает следующую картину правообразования и правореализации, юридического опосредования общественных отношений. Объективные потребности данного способа производства находят свое выражение в общеклассовых интересах господствующих при нем индивидов, в соответствии с которыми формируется их правосознание и вырабатывается единая государственная воля, она находит свое выражение в общеобязательных юридических установлениях (законах), защищаемых государством. Общие правовые нормы оказывают воздействие на поведение людей и деятельность организаций, наделяя субъектов общественных отношений соответствующими правами и вытекающими из них юридическими обязанностями, образуя в целом ряде случаев конкретные правоотношения. К числу юридических фактов, влекущих возникновение (изменение, прекращение) правоотношений относятся и акты применения норм права, в которых фиксируются права и обязанности субъектов правовых отношений. Реализуя субъективные права, исполняя юридические обязанности, субъекты права практически осуществляют в жизни общества то, что установлено юридическими нормами в качестве возможного (должного) поведения. В условиях режима законности и соответствующего уровня правосознания, а также правовой культуры, реализация объективного права приводит к существованию в стране определенного правопорядка, вне которого невозможна нормальная жизнь классового общества, нормальное функционирование данного способа производства в первую очередь. Дальнейшее развитие производительных сил и производственных отношений вызывает новые объективные потребности, они в конечном счете обусловливают изменения в законодательстве, наступает новый цикл правообразования и правореализации и т.д. Такова типичная картина функционирования правовой надстройки развитой классовой общественной формации.

Обрисованная выше картина, безупречная в логическом плане и отражающая закономерное функционирование правовой действительности, является результатом определенной теоретической абстракции. Исторически она вовсе не всегда выполняется, особенно в периоды становления классовых общественно-экономических формаций и в периоды их смены. К тому же даже в развитых формациях действует, и подчас достаточно интенсивно, так называемый встречный правообразовательный.

Процесс, в силу которого сложившаяся в обрисованном порядке система объективного права подчас существенно дополняется судебным (административным) правотворчеством и санкционированными обычаями.

Уже упоминалось в иной связи, что в ранние эпохи становления классового общества правом оказывались сами фактические отношения, защищавшиеся варварскими способами прямого насилия. В таких случаях установление субъективных прав (юридических обязанностей), конкретных правоотношений предшествует формированию общих норм права, выраженных в законе и охраняемых профессионально выделившимся на основе разделения труда правоохранительным аппаратом (судом). Однако и впоследствии имели место исторические периоды, когда в процессе формирования новой общественно-экономической стадии развития образованию новых норм права предшествует государственная защита фактически складывающихся общественных отношений.

Было бы неправильно полагать, что любые сдвиги в сторону правосознания и конкретного санкционирования прав участников общественных отношений судебной практикой носят реакционный характер, оказываются произволом. В революционные периоды становления новых общественных формаций, когда еще не успевает сложиться всеобъемлющая новая система объективного права (законодательства), правосознание и основанные на кем судебные акты, признающие те или иные субъективные права (юридические обязанности), конкретные правоотношения, могут идти в какой-то мере впереди общих норм права со значительной пользой для социального прогресса и упрочения нового типа правопорядка, прокладывая подчас путь новому законодательству.

Напротив, в условиях загнивания классово-антагонистической формации (например, в эпоху империализма) противопоставление сложившейся правовой системе правосознания отживающих классов и социальных группировок, стремящихся удержать свою политическую власть и экономическое господство, играет реакционную роль. Столь же реакционным будет в этих случаях противопоставление законодательству – судебной практики, устаревших правовых обычаев, фактических отношений, которые произвольно берутся под защиту бюрократическим аппаратом государства.

Последнее эпизодически имеет место при обострениях классовой борьбы в любой период существования антагонистических формаций, но приобретает систематический характер при историческом закате каждой из этих формаций, когда государственная власть уже не может полностью опираться на легальные правовые средства подавления трудящихся масс, что ведет к процессу разложения данного типа законности и правопорядка.

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 77

Помимо экстремальных процессов противопоставления объективному праву (общим нормам) юридической практики судебных органов, надо иметь в виду и другое обстоятельство, которое нами было упомянуто. Нельзя забывать и так называемый встречный правообразовательный процесс, который вовсе не оказывает деструктивного влияния на сложившуюся правовую систему (на объективное право), но может, наоборот, активно способствовать восполнению пробелов в действующей системе общих юридических норм. Такой процесс наиболее интенсивен в странах, где официально признан правовой, в первую очередь судебный, прецедент, но фактически имеет место и тогда, когда такого признания нет и судебная практика в принципе как источник права отвергается.

Правотворчество судебных органов часто используется господствующими классами для нарушения и обхода законов, принятых органами власти, но в таких случаях речь идет об уже описанном экстремальном процессе противопоставления судебной деятельности закону. При иных обстоятельствах судебный прецедент является и может быть подзаконным источником права, дополняющим нормотворческую деятельность органов государственной власти и управления.

Совершенно ясно, что прецедентное право свидетельствует о том, что субъективные права (юридические обязанности) формируются если не раньше, то во всяком случае одновременно с формированием общей правовой нормы, вытекающей из однообразной судебной практики и связанной с обобщением персонализированных судебных решений по конкретным делам. Коль скоро судебная практика была весьма распространенным источником права в рабовладельческом и феодальном обществе, осталась достаточно важным источником права в буржуазном обществе (особенно в англо-американских системах права), то сам по себе факт одновременного формирования субъективного и объективного права нельзя сбрасывать со счета, когда ведется речь о механизме правообразования и правореализации вообще. Такой вывод тем более основателен, если учесть известные тракты, когда даже в условиях социалистического общества, активной законодательной деятельности государства и непри-знанности в принципе судебного правотворчества судебная практика сталкивается с необходимостью известного восполнения пробелов в объективном праве и служит серьезным стимулом совершенствования правового регулирования.

Так называемый встречный процесс правообразования может быть схематически обрисован следующим образом. Объективные потребности господствующего способа производства ведут к постоянному формированию таких фактических отношений, которые нуждаются в некой форме своего упрочения, определяют притязания их субъектов и получают первоначальную защиту в конкретных судебных решениях. Подобная поддержка

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 78

притязаний и защита лежащих в их основе фактических отношений означают формирование субъективного права (юридических обязанностей, отдельных конкретных правоотношений) одновременно с образованием в ходе единообразной судебной практики общей нормы, объективного права. Нередко в дальнейшем такая судебная (административная) практика обобщяется на уровне законодательного закрепления. Термин «встречный» процесс правообразования вовсе не означает, что он идет вразрез с законодательством и обязательно ему противопоставляется, но подчеркивает, что тут стихийное формирование фактических отношений опережает их общеклассовое осознание в общей норме права, отправляется от казуального решения. Если угодно, то встречным его можно назвать лишь применительно к развитому классовому обществу, когда обширна нормотворческая деятельность органов власти и управления, в первую очередь законодательная функция государства. В прошлом обрисованный процесс правообразования был весьма распространен. Не исчез он и теперь, хотя в принципе оказывается лишь дополнительным по отношению к прямому нормотворчеству. Знакомясь с древней историей, мы видим, что в трактовке права учеными нового времени часто происходит смешение обычного неписаного права, а также судебных прецедентов с позднейшими кодификациями, в силу чего складывается впечатление о достаточно развитой нормотворческой деятельности государства в прошлом. Так, скажем, судебник Хаммурапи XVIII в. до н.э. был, вероятно, всего лишь кодификацией обычного права, так же как значительно позже «Салическая Правда» « «Русская Правда». Судебники 1497 г. и 1550 гг. были уже систематизацией сравнительно развитого русского феодального права, когда княжеские суды применяли не только обычные нормы, но и немногочисленные акты государственной власти. Следует заметить, что только правовое регулирование государственно-политических и административных отношений с давних времен осуществлялось в первую очередь нормативно-правовыми актами высшей власти – свидетельство тому реформы Сервия Тулия 594 г. до н. э., Великая хартия вольностей XIII века, акт английского парламента 1679 г. и «Билль о правах» 1689 г. К XIX веку на континенте Европы положение резко меняется, о чем свидетельствуют не только Конституция Франции 1791 г. и все последующие французские конституции, но Гражданский кодекс 1804 г., Саксонское гражданское уложение 1863—1865 гг., Германское гражданское уложение 1900 г., Свод законов Российской империи, введенный в действие в 1835 г. Такая практика во многом предопределила и теоретические концепции права европейских буржуазных ученых (за исключением юристов Англии, где вплоть до XX века над статутным правом явно довлело общее право). Впрочем, в XX веке судебный прецедент продолжает существовать во всех буржуазных

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 79

странах и остается распространенным в Англии, США, Канаде и Австралии.

Чем больше законодательство отстает от динамики общественных отношений и новых потребностей общества, тем шире оказывается судебное правотворчество, наиболее ясно свидетельствующее о том, что общие правовые нормы в генетическом плане связаны с фактически складывающимися отношениями и обобщенными решениями по конкретным делам. Впрочем, об этом же говорят и все менее встречающиеся в нашу эпоху факты государственного санкционирования обычаев, отражающих фактически складывающиеся отношения. В данном случае мы далеки от положительной оценки прецедентного и обычного права, даже когда оно не развивается в противоречии с законодательством (иными нормативно-правовыми актами государства), потому что и то и другое исключает активно-творческую роль правового регулирования, юридически закрепляя лишь то, что уже сложилось в общественных отношениях. Но дело не в оценке, которая, кстати, не может быть для всех фактов однозначной и зависит от определенных исторических условий, а в том, что отмеченный выше встречный процесс правообразования реально существует и, несмотря на все свои недочеты, оказывается в целом необходимым условием стихийного поддержания правовых систем на уровне объективных потребностей господствующего способа производства. Иначе говоря, как бы мы ни относились к этому встречному процессу, он действует.

Последнее означает, что представления о том, что субъективное право непременно следует за объективным правом в аспекте всей истории юридической формы оказываются неадекватными, не учитывают встречного правообразовательного процесса как в его экстремальном выражении в периоды революционных преобразований общественных формаций, так и в более спокойных условиях стихийного влияния социальной основы на правовые системы, когда этот встречный процесс носит дополнительный характер, но все же неизменно действует с большей или меньшей силой.

Отменяет ли сказанное обрисованную в начале изложения этой темы картину правообразования и правореализации, предполагающую установление субъективного права на основе объективного права? Ни в какой мере, ибо эта картина типична и закономерна для функционирования развитой и совершенной правовой системы, особенно современного общества. Это более всего подтверждает социализм, при котором создаются предпосылки активного и научно обоснованного правотворчества органов государственной власти, в наибольшей степени способного выражать назревшие объективные потребности и волю народа.

Можно считать достоверным, что существует вместе с тем и встречный правообразовательный процесс, схему которого мы также обрисовали. На это было бы неправильно закрывать

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 80

глаза. Этот встречный процесс предполагает одновременное образование субъективного и объективного права. Если он носит дополнительный характер, то не подрывает авторитета общих норм права и престижа закона, по существу своему восполняет пробелы в правовой системе страны. Лишь в исторические периоды становления новых общественно-экономических формаций или, напротив, упадка и загнивания старых формаций встречный правообразовательный процесс может терять дополнительный характер, отражать становление нового типа права или разрушение старой юридической формы. Верная общая картина функционирующей правовой надстройкой получается при наложении на прямой право образовательный процесс встречного правообразования. Однако и этого мало. При ближайшем рассмотрении правового регулирования выясняется, что его нельзя осуществлять вне воплощения общих юридических норм в субъективное право (в юридические обязанности). Тут мы встречаемся еще с одной закономерностью, нарушение которой разрушает процесс реализации общих норм, исключает правопорядок, разрывает связь юридических законов с социальной деятельностью, с общественными отношениями. Объективное право без субъективного права не срабатывает. Если это так, в чем нет сомнений, то оказывается, что сведение собственно права только к системе юридических норм является лишь некоторым следствием их абсолютизации, не отражающей их диалектического единства с системой прав субъектов общественной деятельности.

Верным является не только то, что субъективное право, мера (масштаб) поведения конкретного участника общественных отношений получают определенность и оформляются полностью как юридическое право только благодаря фиксации в нормах права {общих масштабах), но и то, что эти правовые нормы могут осуществлять специфически юридическое регулирование, только воплощаясь в субъективных правах (юридических обязанностях) .

Уместно заметить, что в диалектическом единстве объективного и субъективного права отражается, помимо всего прочего, способность юридического воздействия не просто опираться на государственное принуждение и обязательные приказы власти, но и подключать к обеспечению правопорядка всех управомоченных лиц, поскольку использование ими своих субъективных прав всегда зависит от соответствующего исполнения юридических обязанностей (другими лицами и самими). В этом плане субъективное право оказывается в значительной степени конституирующим и активизирующим фактором выполнения юридических обязанностей. Эта тонкость правового регулирования весьма существенна, и без нее трудно понять особенность права. Политически ясно, что чем шире социальная база государственной власти, тем действеннее срабатывает этот механизм,

81

в котором субъективное право оказывается в первую очередь персонифицированным правом требования обязанного поведения. Узость социальной базы, отрыв государства от населения, реакционная роль господствующего класса приводят к тому, что в отношениях власти-подчинения все права сосредоточиваются в руках незначительной группы должностных лиц, в то время как населению остаются почти одни только обязанности, исполнения которых требуют управомоченные агенты власти. Так или иначе, но недостаточность одного лишь объективного права для регулирования общественных отношений и заключается, в частности, в том, что общие предписания должного поведения до возникновения субъективного права еще не подкреплены правом соответствующих лиц требовать от обязанных соответствующего поведения. В дальнейшем на этом вопросе придется остановиться подробнее.

К сказанному пока добавим лишь то, что субъективное права не только персонифицированная, но и в определенном аспекте общезначимая мера поведения, признанная и потому гарантированная государством, и что самые глубокие корни субъективного права, как и юридического закона, уходят в объективные потребности господствующего способа производства и обмена. Государственная власть в общем и целом не может только по произволу властвующих одарять правами и свободами своих подданных, как и не должна своевольно лишать граждан их жизненно важных прав. И если при власти имущих это происходит, то в конечном итоге источником субъективных прав все же оказывается экономическая необходимость, так или иначе пробивающая себе дорогу. Государство при помощи закона и суда юридически закрепляет меру гарантированной свободы, притязания на нее людей, социальных групп, классов, народа, соответственно интересам тех, кто осуществляет при данных отношениях господство, а потому и выражает потребность этого типа производственных отношений.

Все отмеченное свидетельствует о том, что субъективное право не является «побочным продуктом» объективного права, как потому, что может возникать одновременно с последним, так и потому, что без субъективного права немыслимо законе-, дательное регулирование общественных отношений. Это совсем не слабые доводы в пользу того, что собственно правом над» считать объективное и субъективное право в их единстве.

Буржуазной юриспруденции никогда не удавалось верно решить вопрос о соотношении объективного и субъективного права. В борьбе против феодального деспотизма идеологи революционной в прошлом буржуазии выдвинули идею естественных прав человека, которая, помимо прочего, возвеличила субъективное право, поставив его не только над позитивным законодательством, но и над самой государственной властью. Однако в дальнейшем, придя к власти, буржуазия на первый план

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 82

выдвигает закон, объективное право. Известно, что в эпоху империализма падает не только престиж буржуазного закона, но и субъективное право все чаще объявляется лишь искусственной юридической конструкцией, дополняющей юридические обязанности.

В изменениях отношения буржуазной теории и практики к субъективному праву, к его соотношению с законом и юридическими обязанностями хорошо прослеживается ход классовой борьбы в период становления, упрочения и загнивания капитализма. В целом можно утверждать, что идеологи буржуазного строя абсолютизировали либо субъективное, либо объективное право, и в любом случае их соотношение отождествляли со связью юридических норм и правоотношений, рассматривая последние как единственную область юридических обязанностей и правомочий. Советская теория права вскрыла диалектику взаимодействия правовых норм и прав субъектов общественных отношений, их социально-классовое содержание, однако многие вопросы в этой части еще остаются спорными.

В описании диалектической связи объективного и субъективного права значительную роль сыграли работы А.А. Пионтковского,[1] в которых он решительно, хотя и несколько односторонне, выступал против сведения права к одним лишь юридическим нормам, считал необходимым включение в понятие и определение права правовых отношений. Отождествляя многоаспектный подход к исследованию правовых явлений с проблемой сущности собственно права, еще дальше пошли некоторые другие теоретики социалистического права, полагая, что правом являются правоотношения, юридические нормы и правосознание.[2] Можно думать, что, с методологической точки зрения, причиной теперешних стремлений объединить в одном понятии права нормы и отношения лежит ошибочная формализация правоотношении, трактуемых как связь прав и обязанностей, лишенная собственного социального-деятельного содержания, а также неверное представление о том, что вне правоотношений нет юридических обязанностей и прав, что субъективное право является только элементом правоотношений. Между тем в последние годы получено достаточно строгое доказательство того, что непосредственным содержанием правоотношения является деятельность их субъектов, что субъективное право выходит за рамки правоотношений. Выясняется, что признание правом объективного и субъективного права не обязательно влечет за собой вывод о включении в собственно право юридических общественных отношений. К тому же логика не допускает соединения в одном

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 83

определении права описания его на атрибутивном и институцио-нальном уровне. Каждый из них предполагает свое определение, лишь субстанциональный уровень рассмотрения права, предполагающий формулировку его сущности, может дать синтезированное определение, но для этого находят полное основание права, о чем речь пойдет в следующем параграфе.

В последние годы советская общая теория и отраслевые юридические дисциплины больше внимания уделяют изучению содержания правоотношений как разновидности общественных отношений, связанных с взаимодействием их субъектов. Так, например, Р.О. Халфина тщательно исследует реальное поведение участников правоотношений.[3] К сожалению, в книге Р.О. Халфиной права и обязанности субъектов продолжают трактоваться в качестве содержания (непосредственного) правовых отношений, в силу чего их традиционная формализация полностью не устраняется и субъективное право вне правоотношений не мыслится. Тогда остается и прежняя альтернатива по вопросу понятия права: кто не считает правом юридические отношения, тому приходится считать правом одни только общие нормы, объективное право. Но тогда происходит в конечном итоге некоторая абсолютизация общих правовых установлений, что столь же малоприемлемо, как и доказательство не существующего в жизни приоритета субъективного права. Только закрепление прав субъектов в общих юридических нормах означает полное оформление субъективного права. Без объективного права нет сформировавшихся юридических обязанностей и правомочий! Особое значение приобретают законодательные нормы в социалистическом обществе благодаря активной правотворческой деятельности государства. Нет лишь оснований экстраполировать это на все эпохи и страны. Вместе с тем при всей значимости в правовом регулировании норм права, никогда нельзя упускать того, что общие нормы могут быть реализованы только через соответствующие права и юридические обязанности. Неоднократное упоминание такого положения диктуется особой значимостью для состояния законности и правопорядка фактической возможности использования предоставленных прав и обеспечения четкого выполнения юридических обязанностей. Самый лучший юридический закон имеет весьма ничтожную социальную ценность, если он не может найти своей реализации в общественных отношениях.

Вывод из всего изложенного один – ни в теории, ни на практике нельзя противопоставлять объективное и субъективное право, их соответствие закономерно и обеспечивает нормальное функционирование юридической формы общественных отношений.

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 84

В заключение несколько замечаний по поводу регулятивной роли правосознания и актов применения права. Никто не должен сомневаться в регулятивном значении правосознания (общественного и индивидуального).

Однако в отличие от собственного права любые формы правового сознания не могут обретать сами по себе свойства общезначимого масштаба поведения, обеспеченного государством. Даже тогда, когда правосознание революционного класса, только пришедшего к власти, практически оказывается в какой-то период источником права из-за отсутствия нового законодательства или его неполноты, оно (правосознание) считается общезначимым, специфически юридическим регулятором, масштабом поведения лишь настолько, насколько находит свое воплощение в субъективном и объективном праве, которое формируется в судебной (административной) практике в результате единообразного решения конкретных дел. Известны факты, когда источниками права оказывались труды тех или иных видных для своего времени юристов, но их положения считались общепризнанными нормами лишь в той мере, в какой воспроизводились в судебной практике, создававшей право наряду с законодательством. В целом же правосознание является непременной предпосылкой правотворчества и применения права. В этом смысле от него, конечно, всегда непосредственно зависит объективное и субъективное право, а также их реализация. Характер и уровень правосознания населения, а также должностных лиц государственного аппарата существенно влияют, как и их правовая культура, на состояние в стране законности и правопорядка.

Акты применения права играют исключительно важную роль в реализации общих юридических норм, о чем еще будет идти речь в разделе об осуществлении права. Но можно ли их считать собственно правом? Надо полагать, что нет. Отрицательный ответ относится не только к судебным (административным) актам, основанным на уже существующих общих нормах. Даже судебные решения, которые в силу действия прецедента становятся официальным источником права, нет оснований считать собственно правом – это лишь форма его выражения. Собственно право нельзя сводить к его источнику. Это обстоятельство не является лишь юридической тонкостью, оно имеет и принципиальное значение. Из него следует, что даже для стран, где развит правовой прецедент, отдельный акт суда по конкретному делу не может считаться правом. Последнее по существу дела содержится лишь в соответствующей единообразной судебной практике. Следовательно, английский юрист, утверждающий, что право – это то, что решает суд,[4] будет неправ, хотя в Англии

Общая теория права. Явич Л. С. – Л., Изд-во ЛГУ, 1976. С. 85

судебная, практика является источником права. Объективное и субъективное право не содержится в каком-то одном судебном акте, а формируется лишь многими такими актами.

Лит.

[1] См. напр: Пионтковский А.А. К вопросу о взаимоотношении объективного и субъективного права.— «Советское государство и право», 1958, № 5.

[2] Миколенко Я. Ф. Право и его формы.— «Советское государство я право», 1-965, № 7; Сабо И. Основы теории права. М., 1974

[3] Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М, 1974

[4] Дженкс Э. Английское право. М, 1974, с 32.

Личные инструменты