Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Главы 25 Сущность Христианства

Материал из m-17.info

Версия от 19:47, 8 октября 2010; Mart admin (Обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

Материализм. Сущность Христианства /


Глава двадцать пятая

ПРОТИВОРЕЧИЕ В ТРОИЦЕ

Религия, или вернее, богословие не только объекти­вирует в личное существо человеческую или божественную сущность вообще, но представляет также в образе лиц и основные определения или основные ее различия. Поэтому троица первоначально есть не что иное, как средоточие существенных основных различий, которые человек усмат­ривает в человеческой сущности. В зависимости от понима­ния этой сущности различно понимаются и основные опре­деления, на которых основывается троица. Эти различия одной и той же человеческой сущности представляются как субстанции, как божественные личности. В боге они становятся ипостасями, субъектами, существами, и в этом заключается различие между определениями бога и такими же определениями человека, в силу установленного закона, что в представление о личности человеческая личность отчуждает только свои собственные определения. Но лич­ность бога существует только в воображении, поэтому основные определения являются здесь ипостасями, ли­цами, только для воображения, а для разума, для мышле­ния — только определениями. Троица есть противоречие между политеизмом и монотеизмом, между фантазией и разумом, между воображением и действительностью. Фантазия есть троичность, а разум — единство лиц. Разум усматривает в различных существах различия, а фантазия в различиях усматривает различные существа, уничтожающие, в связи с этим, единство божественной сущности. Для разума божественные лица — фикции, а во­ображение усматривает в них существа. Троичность заста­вляет человека мыслить противоположное тому, что он воображает, и воображать противоположное тому, что он мыслит, то есть усматривать в фикциях существа (1). Есть три лица, но они различны не по сущности. Три лица, но одна сущность. Это мы еще можем допустить. Мы мыслим три и больше лиц, тождественных по своей сущ­ности. Так, например, мы, люди, отличаемся друг от друга личными признаками, но по существу, по человечеству, мы все в равной мере люди. И это отождествление произ­водит не только философствующий ум, но и чувство. Этот индивид такой же человек, как и мы; punctum satis (2); в этом чувстве исчезают все другие различия — богатство или бедность, ум или глупость, виновность или невинность. Поэтому чувство сострадания, участие, есть чувство субстанциальное, существенное, философское. Но три или больше человеческих индивида существуют отдельно друг от друга, даже если они осуществляют, удостоверяют единство сущности еще и путем взаимной любви. Они любовно обосновывают нравственную личность, но все-таки каждому из них присуще особое физическое существо­вание. Хотя бы они взаимно дополняли друг друга и не могли обходиться один без другого, все-таки каждый из них неизменно обладал бы устойчивым в-себе-бытием. В-себе-бытие и отдельное бытие — тождественны и соста­вляют существенный признак личности, субстанции. Иное мы видим в боге, и это по необходимости, так как хотя в нем содержание то же, что и в человеке, но оно другое в силу постулата, по которому оно должно быть другим. Три лица в боге не имеют нераздельного существования, иначе с небесных высот христианской догматики на нас взирали бы, благодушно и открыто, правда не в большом количестве, но во всяком случае как боги Олимпа три бо­жественных лица в индивидуальном образе, три бога. Олимпийские боги были действительными лицами в своей индивидуальности; по существу, по божественности они были подобны друг другу; но богом был каждый из них в отдельности; они были истинными божественными ли­цами. Три лица христианской троицы, напротив, суть лица только воображаемые, выдуманные, вымышленные — во всяком случае отличные от действительных лиц — именно потому, что они только воображаемые, только кажущиеся личности, которые однако в то же время хотят и должны быть действительными лицами. Существенный признак индивидуального бытия, политеистический эле­мент, в них исключен и отрицается как безбожный. Но именно благодаря этому отрицанию их личность обра­щается в призрак воображения. Только в истине плюра­лизма лежит истина лиц. Три лица христианской троицы должны бы во всяком случае быть не tres dii, не тремя богами, а единым богом, unus deus. Три лица кончаются не множественным числом, как следовало ожидать, а единственным; они представляют не только unum, одно, — таковы и боги политеизма, — но и единого, unus. Здесь единство простирается не только на сущность, но и на бытие: единство есть форма существования бога. Три составляют единицу, множественное число обращается в единственное. Бог есть личное существо, которое состоит из трех лиц (3).

Разум считает эти три лица только фикциями, потому что условия, или определения, которые должны утвердить их личность, уничтожаются заповедью монотеизма. Единство отрицает личность; самостоятельность лиц тонет в самостоятельности единства; они становятся простыми отношениями. Без отца нет сына; без сына нет отца; св. дух, нарушающий вообще симметрию, выражает собой лишь отношение их друг к другу. Божественные лица отличаются друг от друга только своим взаимоотношением. Существенное свойство отца, как лица, выражается в том, что он есть отец, а сына — что он сын. Все другие свойства отца не касаются его личности; в них он является богом, и, как бог, он тождествен с сыном, как богом. Поэтому и говорится: бог-отец, бог-сын, бог-дух святой; бог одинаков, един во всех трех лицах. «Отец, сын и св. дух отличаются друг от друга, но по существу отец есть то же, что сын и св. дух, не составляя ничего иного». Другими сло­вами: они — различные лица, но без различия их существа. Итак, личность исчерпывается здесь отношением отцовства, т. е, понятие личности является здесь относительным понятием, понятием отношения. Человек-отец именно в своем качестве отца не самостоятелен как раз в отношении к сыну; он без сына не отец; сделавшись отцом, человек снижается до степени относительного, несамостоятельного, безличного существа. Но не следует заблуждаться из-за действительных человеческих отношений. Человек-отец не перестает быть во всем остальном самостоятельным, личным существом; он, во всяком случае, обладает устойчивым в-себе-бытием, бытием помимо сына; он не есть только отец с исключением всех других предикатов действительного личного существа. Дурной человек нередко ограничивает свои отцовские обязанности чисто внешними отношениями, не затрагивающими его личного существа. Но в боге-отце нет различия между богом-отцом и богом-сыном, как бо­гом; личность первого лица основывается только на отвле­ченном понятии отца, отличающем его от сына; а личность последнего точно так же основывается только на отвле­ченном понятии сына.

Но в то же время эти отношения, как уже сказано, должны быть не просто отношениями, не чем-то несамостоятельным, а действительными лицами, существами, субстанциями. Этим вновь подтверждается истина плюра­лизма, истина политеизма (4), и отрицается истина монотеизма. Таким образом в священной тайне троицы — дол­женствующей представлять истину, отличную от человече­ского существа, — все сводится к иллюзиям, призракам, противоречиям и софизмам (5).

Примечания.

1.Странно, что умозрительная философия религии берет под свою защиту троицу против безбожного разума и в то же время устраняет личные субстанции, объясняя, что отношение между отцом и сыном есть только несоответственный, заимствованный из органической жизни образ, вырывающий у троицы ее душу, ее сердце из тела. Действительно, если ухищрения каббалистического произвола, применяемые умозрительными философами религии к «абсолютной» религии, применить также и к «конечным» рели­гиям, то будет нетрудно из рогов египетского Аписа сделать ларчик Пандоры христианской догматики. Для этого достаточно допустить сомнительное обособление рассудка от умозрительного разума, что всегда способствует оправданию всякой бессмыслицы.

2.[Точка, этого довольно.]

3.«Единство не имеет значения рода, это не Unum, a Unus». См. Августин и Петр Ломб. (lib. I, dist. 19, гл. 7, 8, 9). «Таким образом, эти трое, благодаря непостижимым узам божественности, которые их соединяют неизреченным образом, представляют единого бога» (Петр Ломб., 1. I. d. 19, с. 6). «Может ли разум постичь или поверить, что три равно единице а единица — трем» (Лютер, т. XIV, стр. 13).

4.Если отец есть бог, и сын есть бог, и св. дух есть бог, то я почему они не называются тремя богами? Слушай, что отвечает на 1 этот вопрос Августин: «Если б я сказал три бога, то я противоречил бы Писанию, которое говорит: Слушай, Израиль: твой бог есть единый бог. Поэтому мы предпочитаем говорить три лица, а не три бога, ибо это не противоречит священному писанию» (Петр Ломб., lib. I, dist. 23, гл. 3). Как часто и католицизм опирался на св. писание!

5.Прекрасное изображение тех разрушительных противоре­чии, в которые ввергает тайна троицы искренне религиозную душу, можно найти в книге моего брата Фридриха: «Theanthropos», Zurich 1838.

Личные инструменты