Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.
Буря гнева - Н. А. Михайлашев
Материал из m-17.info
ТЕРРИТОРИИ / Комитет территориальной вольности /
Н. Михайлашев
БУРЯ ГНЕВА
Записки чекиста
Издательство "Беларусь" Минск 1971
В начале июля 1941 года небольшой истребительный отряд, состоявший из чекистов, посылается в тыл врага с задачей - поднимать население оккупированных районов на вооруженную борьбу против немецко-фашистских захватчиков. В составе этого отряда находился и автор.
Боевая обстановка быстро менялась. После одно из столкновений с немецкими захватчиками автор с товарищем остаются вдвоем. Но не растерялись чекисты. Они нашли местных партизан и вместе с ними участвовали в многочисленных боях в северной части Гомельской области, вели разведку, совершали диверсии в гарнизонах и на коммуникациях противника.
В начале 1944 года, оказавшись в советском тылу, Н. А. Михайлашев подает рапорт с просьбой вторично послать его на оккупированную немцами территорию. Возглавляемая им спецгруппа "Буря" действует в районе Вилейки.
Автор тепло пишет о местных партизанах, подпольщиках, о друзьях-чекистах, не раз рисковавших собой при выполнении боевых заданий.
Первые испытания
Скорый поезд вот-вот должен был отойти от перрона Белорусского вокзала, как вдруг в наш вагон вбежал запыхавшийся проводник и срывающимся от волнения голосом объявил:
- Война... Всем гражданским приказано немедленно освободить места. Поедут только военные и их семьи.
Это известие, словно удар грома, поразило всех пассажиров. На миг стало тихо-тихо, а вслед за тем посыпался град недоуменных, встревоженных вопросов, послышался горестный плач. Радио в поезде не работало, поэтому никто еще не знал ничего определенного, но и без официального сообщения людям вдруг стало ясно, что произошло самое страшное: немецко-фашистские войска вероломно напали на нашу страну.
Ждали ли мы этого? Пожалуй, да. Но едва ли кто-нибудь предполагал, что подлый бандитский удар будет нанесен именно в это воскресное утро...
И тем не менее я не заметил ни паники, ни растерянности. Женщины, дети, мужчины в гражданской одежде один за другим покидали купе, а вместо них вагон заполняли военнослужащие, в основном отпускники, спешившие поскорее возвратиться в свои части.
Поезд, наконец, тронулся, и вскоре Москва осталась позади. Общее горе, общая боль и тревога быстро сближают людей. Вскоре мы не только в лицо, а поименно знали друг друга. Жажда сурового возмездия фашистским захватчикам звучала в отдельных фразах, в жарких спорах, возникавших то в одном, то в другом переполненном пассажирами купе. А это еще больше усиливало общее нетерпение: "Ну и плетется же поезд, как черепаха!".
На самом деле поезд мчался с предельной скоростью, минуя полустанки и небольшие станции, и только на узловых останавливался на считанные минуты, чтобы принять в вагоны новых пассажиров в армейских гимнастерках и пилотках. Ночью ехали с затемненными окнами, и, хотя вагонная духота за долгий путь успела истомить всех, почти никто не сомкнул глаз.
Утром прибыли в Минск. Я не узнал вокзала, с которого совсем недавно отправлялся в отпуск. На пассажирских платформах - море людей в защитной армейской форме. Громко звучат команды, и люди строятся, быстро шагают к эшелонам грузовых вагонов, ожидающих на станционных путях. Перепачканные, в мазуте и копоти, железнодорожники без лишней суеты, но быстро формируют новые составы. Чувствуется, что люди не дрогнули, не пали духом.
Мне удалось пристроиться в одном из воинских эшелонов, минут через двадцать отправлявшемся на запад. До станции Городея доехали быстро, без остановок и помех. А там на поезд, на станцию, на пристанционные улочки с безоблачного неба внезапно ринулось девять фашистских бомбардировщиков. Освободившихся от смертоносного груза, гитлеровские стервятники один за другим снизились до бреющего полета и открыли огонь из пулеметов. Лишь израсходовав все боеприпасы, бандиты снова взмыли в голубую высь и ушли на запад.
Страшную картину являла в эти минуты еще недавно тихая, маленькая станция Городея. Все пути разворочены, станционные строения в огне. Наш эшелон тоже превратился в черные груды закопченных обломков. Но на путях уже мелькали лопаты в руках железнодорожников, засыпавших воронки. Люди в белых халатах и их добровольные помощники уносили на носилках тех, кто пострадал от осколков и пуль фашистских убийц.
Мне нечего было делать здесь, и я дальше вместе с группой военнослужащих пошел пешком. К полудню кое-как по изнуряющей жаре добрался до Несвижа. Оттуда позвонил по телефону в Ганцевическое районное отделение НКГБ, где совсем недавно, до отпуска, я служил старшим оперативным уполномоченным. Но едва успел доложить дежурному о своем возвращении, как неподалеку послышался грохот взрывов, и телефонная связь оборвалась. "Что же теперь делать? - ломал я голову. - Как пробраться в Ганцевичи?".
Но мысль об этом пришлось тут же отбросить.
- Идемте с нами, - посоветовал один из командиров части, отходившей через реку Несвиж на восток. - Немцы следуют за нами буквально по пятам, и вы попадете к ним в руки.
Труден и горек был путь отступления. В деревнях, поселках, районных городках жители с тоской и болью в глазах смотрели нам вслед - своим уходящим защитникам. Часто налетали самолеты, обстреливали фашистские диверсанты, заброшенные в наши тылы. Только к концу июня, когда Минск уже был захвачен гитлеровцами, мне удалось добраться до Могилева, куда несколько раньше эвакуировался наш наркомат.
Город над Днепром готовился к обороне. С утра до вечера, а в основном по ночам люди строили оборонительные сооружения. По улицам устало шагали колонны красноармейцев, с ног до головы покрытых пылью. Стремительно проносились грузовики то с вооруженными бойцами, то с пушкой на прицепе, то с санитарными крестами на борту. Фронт был уже близко, и Могилев жил тревожной, напряженной жизнью.
Стремясь подорвать боевой дух наших войск, гитлеровцы, не скупясь, забрасывали в наши тылы своих заблаговременно подготовленных и обученных лазутчиков. Они пробирались даже в город и по ночам сигнализировали электрическими фонариками своим самолетам, наводя их на военные и промышленные объекты. Десантники-парашютисты выходили на коммуникации севернее, восточнее и южнее Могилева. Они действовали и в красноармейской, и в милицейской, и даже в чекистской форме.
Надо было парализовать фашистскую агентуру, и наш наркомат спешно формировал специальные истребительные отряды, направляя в них всех работников органов государственной безопасности, милиции и пограничников, продолжавших стекаться в Могилев из прифронтовых и уже захваченных противником районов. В один из таких отрядов, которым командовал бывший пограничник, начальник контрразведывательного управления НКГБ Барановичской области капитан Кирилл Андреевич Рубинов, зачислили и меня.
Двадцать девятого июня наш отряд на автомашинах покинул готовившийся к обороне город и направился для борьбы с гитлеровскими диверсантами в Кличевский и Осиповичский районы Могилевской области. Только прибыв в Кличев, все мы в полной мере поняли, какая опасность нависла над нашей Родиной. В этот день, третьего июля, по радио выступил И. В. Сталин. От имени партии и правительства он призвал весь советский народ на священную войну против немецко-фашистских захватчиков.
А враг был жесток и коварен. В этом мы убедились на следующий же день, когда истребительному отряду пришлось вести первый бой с немецкими парашютистами в окрестностях одной из деревень. Кличевского района, где они под видом вырвавшихся из вражеского окружения красноармейцев уничтожили прямо на дороге многих беженцев - женщин и детей. Яростной и беспощадной была наша расплата с этими потерявшими человеческий облик людоедами: не одному не удалось уйти от справедливой кары. К нам поступали с оккупированной территории страшные вести о том, как варварски расправляются гитлеровские палачи с попавшими к ним в плен красноармейцами и с ни в чем не повинными мирными жителями.
Пока мы преследовали и уничтожали отдельные группы и целые банды немецких диверсантов, в Кличев прибыло распоряжение наркомата: отряду капитана Рубинова безотлагательно переправиться в тыл противника для организации там партизанской борьбы. Поначалу это распоряжение поставило в тупик многих: ведь никто из нас не знал, как и из кого следует создавать партизанские отряды, где эти отряды должны базироваться, где взять для них оружие и боеприпасы. Но приказ есть приказ, и, посоветовавшись с нами, капитан Рубинов решил отпустить назад в Могилев всех желающих, а с добровольцами в тот же день перейти линию фронта.
Во вражеском тылу решили остаться двадцать три чекиста. Все были членами партии.
Сдав партийные билеты на хранение секретарю Кличевского районного комитета партии, мы оставили при себе только ярко-красные чекистские удостоверения и, дождавшись вечера, под покровом темноты перебрались в лес, из-за которого уже явственно доносился приближающийся гул артиллерриской канонады.
Теплая летняя ночь прошла без сна, в невеселых раздумьях о том, что будет с нами дальше. А едва начал брезжить сероватый рассвет, стало слышно, как на пересекающем лесной массив шоссе, ведущем в Быхов, урчат моторами и лязгают гусеницами немецкие танки.
- Первая часть боевого задания выполнена, - негромко сказал к4апитан Рубинов, как бы подводя для себя и всех нас некий немаловажный итог. - Вот мы, товарищи, и во вражеском тылу. Походной рации у нас нет, значит, рассчитывать в дальнейшем придется не на указания из наркомата, а исключительно на самих себя.
Капитан немного подумал, а затем неожиданно предложил:
- Надо узнать что на шоссе делается. Ну-ка, кто хочет подобраться к немцам поближе? Надо же посмотреть, чем гады заняты в такую рань!
Первыми вызвались пойти я, Федор Лопачев и Михаил Виноходов. Двинулись лесом. С каждым шагом шум моторов доносился все громче и громче. Казалось, еще несколько шагов - и мы лицом к лицу столкнемся с гитлеровцами.
- Давайте быстрее, - шепнул Федор, - а то колонна пройдет!
Последние метры под прикрытием густых кустов мы проползли. И вот наконец как на ладони лента шоссе. Приподняв голову, я сразу увидел семь немецких мотоциклистов, мчавшихся в сторону Кличева. Руки сами собой приподняли тяжелый пулемет. "Две-три короткие очереди, - думалось мне, - и ни один фашист не уйдет!" Но Михаил придержал за локоть:
- Не стреляй, это их разведка. Подождем добычу крупнее.
Виноходов не ошибся. Через несколько минут из-за поворота шоссе показалась открытая автомашина, в кузове которой сидели в серых мундирах немцы. За первой машиной показалась вторая.
Один вид гитлеровских вояк вызвал такое желание перестрелять их, что я совсем забыл и об опасности, и о том, что пришел сюда только на разведку. Я нажал пальцем на спусковой крючок так, что получилась одна длинная очередь. Первая машина сразу кувыркнулась в кювет, а со второй немцев словно ветром сдуло. Но в следующую минуту на нас обрушился шквал автоматного огня. Фашисты били разрывными пулями, и трудно было понять, где и с какой стороны они стреляют. Я оглянулся: ни Федора, ни Михаила рядом уже не было, они быстро-быстро уползали в лес, под прикрытие толстых деревьев. Я тоже пополз следом за товарищами.
"А пулемет? - вдруг обожгла острая мысль. - За это отвечать придется". Вернулся. Но теперь уже не ползком добирался к шоссе, а пригнувшись к земле, от куста к кусту короткими перебежками. Схватил пулемет - и изо всех сил в лес.
Долго еще трещали автоматные очереди на шоссе. Вскоре оттуда ударила артиллерия. Снаряды со свистом летели через наши головы и рвались где-то впереди. А мы торопливо шагали дальше и дальше, думая лишь о том, как бы поскорее соединиться со своим отрядом. Однако отряда на прежнем месте не оказалось. Лишь валялось иссеченное осколками сучье да чернели на земле воронки от разорвавшихся снарядов.
Не было смысла и нам оставаться на этом месте: гитлеровцы могли начать проческу леса. И, разделив поровну снаряжение, мы друг за другом зашагали в зеленую глубь лесного массива.
Шел я и думал: "Плохо, что никто не догадался позаботиться об элементарных мерах предосторожности, если произойдет неожиданная встреча с гитлеровцами. Уходя в разведку, мы не назначили основного и на всякий случай второго места встречи с отрядом. Вот что значит неопытность! Отряд случайно обстреляли, он снялся и ушел. А куда? Где теперь его искать?".
- Да, положеньице - хуже не придумаешь, - не весело заговорил Лопачев, прерывая затянувшееся молчание. - Что ж, придется искать какой-то выход.
На нас была чекистская форма, фуражки с ярко малиновыми околышами и васильковым верхом, а на рукавах гимнастерок - эмблемы, изображающие золотистый щит. В тылу она ни к чему. Такую форму надо было сменить.
И в тот же вечер, незаметно пробравшись в окраинную избу небольшой деревеньки неподалеку от опушки леса, мы обменяли у хозяина свои коверкотовые гимнастерки на изрядно поношенные деревенские косоворотки, получив в придачу длиннополую шинель казачьего образца и старые шапки. Правда, ни запасных брюк, ни подходящей обуви в избе не нашлось. Но ничего не поделаешь: авось удастся раздобыть позднее. А до тех пор сойдут и наши собственные хромовые сапоги, и форменные галифе. Свои фуражки пришлось оставить.
Эти предосторожности оказались не напрасными.
9
Трудна и опасна партизанская борьба в тылу противника, а подпольная работа под носом у гитлеровцев еще труднее. Не знаешь, кто рядом с тобой живет, с кем делишь кусок хлеба, как будет вести себя твой же товарищ, угодив в лапы фашистских палачей. Достаточно одного провокатора или неустойчивого человека, чтобы провалить целую группу. Поэтому и стала для умных и дальновидных руководителей подполья строжайшая конспирация неприложным, железным законом всей борьбы. Такими дальновидными руководителями были Павел Иванович Дедик, Тихон Кондратьевич Короткий.