Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Глава 3. Законы диалектики как законы познания

Материал из m-17.info

Перейти к: навигация, поиск

Движение / Концепция жизнеустройства / Диалектическая логика /


Розенталь Марк Моисеевич (1906-1975). "Принципы диалектической логики"

Содержание

ГЛАВА III
ЗАКОНЫ ДИАЛЕКТИКИ КАК ЗАКОНЫ ПОЗНАНИЯ

Совпадение диалектических законов объективного мира и познания. Специфические законы познания

Новые задачи, стоящие перед диалектической логи­кой по сравнению с формальной логикой, не могут быть решены на базе формально-логических законов мышле­ния. Чтобы выразить объективную логику движения в логике понятий, суждений, умозаключений, мышление должно основываться на иных законах — на законах диалектического развития, какими являются наиболее общие законы материалистической диалектики.

В. И. Ленин, характеризуя диалектическую логику, анализирует в виде основных черт последней законы диалектики. В «Философских тетрадях» он особо под­черкивает мысль, что диалектические законы и категории суть законы и категории познания, логики. Он под­вергает критике Плеханова за непонимание этой важ­нейшей стороны диалектики, доказывая, что это не просто сторона, а суть материалистической диалектики (1). Ленин упрекал Плеханова за невнимание и игнорирование им наиболее существенного закона диалектики — единства и борьбы противоположностей — как закона познания: «Тождество противоположностей, — писал он, — берется как сумма примеров, а не как закон дознания (и закон объективного мира)» (2).

Из этих положений видно, что, во-первых, диалектический материализм рассматривает законы познания, законы логики в неразрывной связи с законами объективного мира и, во-вторых, что основными законами диалектической логики являются наиболее общие зако­ны развития, исследуемые марксистской диалектикой и обобщающие как процессы развития объективного мира, так и мышления. Это, конечно, не исключает того, что познание имеет и свои специфические законы, о чем будет сказано дальше.

Положение о единстве наиболее общих законов раз­витии реального мира и законов дознания вызывает у представителей современной идеалистической логики—особенно у сторонников субъективно-идеалистиче­ских направлений — пароксизм гнева. Субъективисты не могут представить себе, чтобы наиболее общие законы бытия могли быть одновременно и законами дознания, мышления. Это и понятно, ибо они отделяют барьером объективный мир и мышление.

Исходные принципы для решения вопроса о единстве законов бытия и познания были сформулированы Энгельсом. Показывая различие между идеалистической диалектикой, для которой объективный мир и его дви­жение есть отблеск и результат развития понятия, и ма­териалистической диалектикой, рассматривающей позна­ние как отражение действительности, Энгельс писал, что только вторая давала реальный базис для научного по­знания. «Диалектика сводилась этим к науке об общих законах движения как внешнего мира, так и человече­ского мышления: два ряда законов, которые по сути дела тождественны, а по своему выражению различны лишь постольку, что человеческая голова может применять их сознательно, между тем как в природе — до сих пор большей частью и в человеческой истории — они пролагают себе дорогу бессознательно, в форме внешней необ­ходимости, среди бесконечного ряда кажущихся случай­ностей. Таким образом, диалектика понятий сама стано­вилась лишь сознательным отражением диалектического движения действительного мира» (3).

Высказав принципиальное положение о соотношении законов действительности и законов познания, Энгельс в своих работах исследует это соотношение на примере отдельных законов и категорий диалектики, в частности закона единства и борьбы противоположностей. Крити­куя, например, метафизические представления, согласно которым понятия, причины и следствия, тождества и различия, видимости и сущности и т. д. суть неподвиж­ные противоположности, Энгельс доказывает в «Диалектике природы», что на деле «в определенной точке один полюс превращается в другой» и что вообще «вся логика развертывается только лишь из этих движу­щихся вперед противоположностей» (4). Подобные же мысли Энгельс высказывает в других работах.

Современные идеалисты нападают на эти мысли Энгельса о единстве, тождестве диалектических законов объективного мира и познания. С. Хук в качестве глав­ного возражения выдвигает положение о том, что Энгельс-де из логических категорий создает «физическое отношение», превращает логику в придаток физики, что у него «утверждения логики имеют такой же экзистенциональный характер, какой имеют утверждения физики» (5).

Уже на основании вышеприведенной цитаты из Энгельса видно, насколько безоснователен упрек Хука в том, будто Энгельс считает, что утверждения логики имеют «такой же» экзистенциональный характер как и утверждения физики. Энгельс ведь специально оговаривает, что два ряда законов — наиболее общие законы объективного мира и законы познания — «по сути дела тождественны, а по своему выражению различны». Он далее показывает, в чем это различие. В отличие от за­конов действительности, существующих независимо от сознания и воли людей, законы познания, логические законы существуют в сознании, как отражение законов объективного мира. Первые суть законы материального мира, вторые — это законы отражения материального, т. е. законы, с помощью которых материальный мир познается, переплавляется в законы и категории отра­жения в мозгу человека объективно существующей при­роды. Следовательно, согласно Энгельсу, как и вообще с точки зрения марксизма, различие между двумя ряда­ми законов существует, и это важное различие.

Субъективные идеалисты противопоставляют эти за­коны, они абсолютизируют различие между ними для того, чтобы отвергнуть всякое их сходство, мысль же о тождестве их по сути дела воспринимается ими как по­кушение на «святая святых» логики и теории познания. Хук полагает, что такое отождествление ведет к тому, что логические связи и отношения превращаются в физи­ческие связи и отношения. Мы уже разъяснили, что это — недоразумение. Оттого, что мы высказываем ка­кое-либо логическое суждение или оперируем в мыслях той или иной логической категорией, никакого «физи­ческого отношения» в мире не возникает. Хук, например, высказывает суждение о том, что в вещах нет противо­речий. Но никакими логическими заклинаниями невоз­можно очистить реальные вещи от противоречий прежде всего потому, что логические отношения не создают фи­зических отношений.

Поэтому вопрос о взаимосвязи указанных двух ря­дов законов сводится к следующему: отражает ли наше сознание объективный мир или оно произвольно кон­струирует свои понятия о нем? Если дать отрицатель­ный ответ на первый вопрос, то тогда, конечно, мысль о тождественности законов развития мира и законов познания неизбежно покажется кощунственной. Если же стоять на материалистических позициях, т. е. на пози­циях современной науки, то положение о тождественно­сти этих законов по их существу, по их содержанию должно быть воспринято как нечто само собой разуме­ющееся.

Иначе говоря, так как логика наших мыслей, идеи, теории лишь постольку истинны, поскольку они воспро­изводят реально существующие вещи и их отношения, их объективные законы, то познание должно опираться на законы самого реального мира и сделать их собствен­ными законами, законами логики. Если, скажем, всем вещам и процессам свойственны внутренние противоре­чия, если это объективный закон природы, то познание должно им руководствоваться и направлять наше мыш­ление на раскрытие этих противоречий. Это и значит, что закон объективного мира — закон развития через противоречия — есть одновременно и закон познания, логический закон.

Сознательно фальсифицируя марксизм, С. Хук ут­верждает, будто согласно марксизму любой физический закон есть логический закон и тем самым логика стано­вится придатком, частью физики. Если логика, заявляет он, только часть физики, тогда логические утверждения не могут заключать в себе свойства универсальности и необходимости, которые марксизм им приписывает.

Конечно, никогда марксисты не утверждали, что логика есть «часть физики». Положение Марксистской философии о единстве, тождественности вышеуказанных двух рядов законов нисколько не означает, что физиче­ский закон есть логический закон или наоборот.

Когда марксисты говорят о тождестве Законов объ­ективного мира и законов познания, логики, то они име­ют в виду не специфические законы какой-либо науки — физики или другой области знания, — а наиболее общие законы развития природы, действующие всюду. Суще­ствуют ли такие законы? Да, существуют, это наиболее общие законы развития любой формы материи, исследу­емые материалистической диалектикой, общие законы развития природы, общества и мышления. Таковы ос­новные законы диалектики: законы единства и борьбы противоположностей, перехода количественных измене­ний в качественные, отрицания отрицания, а также ряд категорий: содержания и формы, причины и следствия, возможности и действительности, необходимости и слу­чайности и т. д.

Эти законы именно в силу своей всеобщности, т. е. в силу того, что они действуют всюду, в любой сфере объективного мира, выступают в качестве логических законов мышления, законов познания. Всеобщность есть та главная черта, которая объясняет нам, почему эти законы объективного мира являются одновременно и за­конами познания, законами логического мышления.

Иногда в марксистской литературе высказывается мысль о том, что недостаточно определять законы и ка­тегории диалектики как наиболее общие законы, так как это-де чисто количественная характеристика, что для полноты их определения нужно о них говорить как о логических формах мышления, Такое утверждение осно­вано на недоразумении. Всеобщность законов и категорий диалектики не количественная, а качественная характеристика, та их особенность, которая отличает эти законы от законов любой другой наук». Их всеобщий, характер, т. е. то обстоятельство, что они своим действи­ем охватывают все явления объективного мира, выде­ляет их из ряда других законов в группу качественно особых законов. Здесь количественные изменения пере­ходят в качественные.

В самом деле, почему было бы неверным отожде­ствлять физический, биологический, экономический или любой другой частный закон с законом познания? Да потому, что подобные законы не имеют всеобщего харак­тера и постольку они не могут быть формами и закона­ми исследования, последние по своему существу должны иметь общее значение и быть применимы к анализу лю­бой сферы действительности. Отсюда ясен ответ и на вопрос, почему в качестве законов познания выступают наиболее общие законы развития, Так как эти законы проявляются всюду, то наше мышление не может дать адекватной картины реального мира, не мысля этими законами и категориями. В любом процессе мы обнару­живаем и внутренние противоречия, и переход количест­венных изменений в качественные, и взаимосвязь содер­жания и формы, необходимости и случайности и т. д. Однако не только в силу всеобщности законов диалек­тики они являются также и законами познания, логики. Законы диалектики выражают не просто всеобщие, а существенные всеобщие стороны реального мира. Все­общность и существенность и делает их логическими за­конами и формами мышления.

Познание — это процесс отражения внешнего мира, оно невозможно без логических категорий. Чтобы истин­но мыслить, логические категории должны быть отраже­ниями реальной природы. Нет поэтому ничего сверхъесте­ственного в том, что законы мышления и законы приро­ды совпадают, связаны друг с другом, тождественны, по содержанию. Энгельс указывает, что тот факт, что «мышление и бытие, законы мышления и законы природы до такой степени согласуются между собой», может показаться чрезвычайно удивительным только тогда, когда законы мышления заранее противопоставляют бытию, природе. Но если поставить вопрос: «что же такое мышление и сознание, откуда они берутся, то мы увидим, что они — продукты человеческого мозга и что сам человек — продукт природы, развившийся в известной природной обстановке и вместе с ней. Само собой разумеется в силу этого, что продукты человеческого мозга, являющиеся в последнем счете тоже продуктами не противоречат остальной связи природы, а соответствуют ей» (6).

Тем и гениальна была постановка вопроса о категориях уже у Аристотеля, что он рассматривал их как отражения разных сторон, родов бытия. Не понятие, говорил он, причина вещи, а вещь представляется при­чиной истинности соответственного понятия (7).

Тождественность, совпадение по существу наиболее общих законов и категорий бытия и основных логиче­ских законов, логических форм мышления нельзя пред­ставлять метафизически, как нечто данное, готовое. В действительности это процесс, результат длительного исторического развития познания, выработки форм познания в итоге противоречивого взаимодействия между субъектом и объектом. Этот процесс «сближения» зако­нов бытия и законов логики продолжается и сейчас. Развитие самого учения о логических законах мышления может служить ярким примером этого процесса разви­вающегося единства, совпадения двух рядов законов. И в формальной логике это единство уже имеет место, но ее законы мышления еще не адекватны общим зако­нам бытия, они отражают их односторонне, неполно, узко. Диалектическая логика есть следующий этап на пути сближения, совпадения законов логики и общих за­конов объективного мира. Законы диалектической ло­гики отражают последние несравненно более полно, глубже, всестороннее, адекватнее.

Познание это отражение объекта, объективно суще­ствующих явлений в мозгу субъекта, человека. Субъект и объект представляют собой противоположности, на­ходящиеся в неразрывной связи, в единстве. Отноше­ние между субъектом и объектом чрезвычайно важно проанализировать, поскольку они объясняют причины: а) тождественности, совпадения наиболее общих зако­нов бытия и познания, б) диалектического характера этого совпадения, возникающего в результате историче­ского процесса преодоления противоречий между ними и в) существования наряду с общими, тождественными законами специфических законов познания, мышления.

Что касается первого из этих вопросов, то он нами уже выяснен и связь его с проблемой субъекта и объекта очевидна. Субъект сам есть часть природы, т. е. объекта, исторически выделившийся из нее и существующий лишь в неразрывной связи с природными условиями. Чтобы существовать, субъект должен познать законы природы; и так как наиболее общие законы объектив­ного мира проявляются всюду, то они становятся зако­нами мыслительной деятельности субъекта. Иными сло­вами, тождественность этих законов бытия и познания вытекает из единства объекта и субъекта. Вместе с тем, хотя субъект - продукт природы, он, выделившись и развившись из нее, становится относи­тельно самостоятельной сущностью, не только связанной с объектом, но и противоположной ему. Главное в этой противоположности то, что субъект может существовать и развиваться, лишь изменяя объект, природу, подчиняя ее своим нуждам. В процессе активного воздействия человека на природу происходит постепенное преодоле­ние противоречия между силами природы, объекта и субъекта, хотя, разумеется, полностью это противоречие никогда не будет исчерпало. Познание есть важная и неотъемлемая сторона активного воздействия субъекта на объект в целях преодоления указанного противоре­чия. В аспекте познания противоречие между субъектом и объектом преодолевается путем все большего совпаде­ния мысли с объектом, с его законами (8). И так как это противоречие не может быть сразу и практически нико­гда не будет преодолено, то совпадение мысли с объек­том, приближение ее к нему есть исторический процесс, имеющий свои стадии, ступени развития, зависящий от существующих условий.

Исторический характер познания относится не только к развитию конкретных наук, но и к логике. Законы и категории логического мышления также историчны, по­скольку они не сразу постигаются, а в процессе углубления наших знаний о природе, поскольку изменение ре­ального мира требует их совершенствования, углубле­ния, конкретизации. Даже попытки опровергнуть, отбросить, объявить устаревшими некоторые общие философские категории, как, например, материи, причинности и т. п., предприни­маемые иными учеными в условиях современного раз­вития науки, свидетельствуют об историческом харак­тере этих категорий. Конечно, эти попытки основаны на заблуждении и сознательно подогреваются противни­ками материалистического мировоззрения, но они имеют и гносеологические корни, заключающиеся в том, что развитие наших представлений о природе, хотя и не мо­жет привести к устранению подобные философские кате­гории, но требует их дальнейшего анализа в свете новейших достижений науки. Это можно показать на примере Категории противоречия. Подобно многим другим кате­гориям, она возникла в глубокой древности как отраже­ние бросающихся в глаза уже при поверхностном взгля­де на природу многочисленных противоречий. Но какие сложные исторические метаморфозы она претерпела в силу исторически необходимого процесса развития по­знания! В древности эта категория получила наиболее глу­бокую трактовку у Гераклита. Древнегреческий диалек­тик сумел не столько, разумеется, вследствие высокого развития науки, сколько в силу гениальной догадки, про­никнуть в сущность вещей и указать на их внутренне противоречивый характер. В дальнейшем (уже у Ари­стотеля) была отвергнута такая трактовка и в течение огромного исторического периода противоречия истолко­вывались в духе разделения, абсолютизации противопо­ложностей, отрицались внутренние противоречия. Это было отрицание диалектики Гераклита, но отрицание исторически закономерное, так как законы движения по­знания требовали разделения, рассмотрения противопо­ложностей вне их взаимного соприкосновения; без это­го невозможны были бы последующие успехи науки. В новое время сначала у Гегеля в идеалистической фор­ме, а затем у Маркса и Энгельса в последовательно на­учной форме совершается как бы возврат к Гераклиту в понимании этой категории, но возврат на основе великих достижений науки. В марксистской философии эта категория достигла своего наиболее полного развития и научного выражения, адекватного по своему содержа­нию закону самой объективной действительности. Это стало возможно благодаря определенным историческим условиям, благодаря тому, что марксистская трактовка этой, как и прочих логических категорий, была итогом, выводом из истории познания.

Однако закончилось ли на этом историческое разви­тие данной категории, хотя в марксистской философии она «совпала» с объективным законом самой действи­тельности? Враги марксизма обвиняют современных Марксистов в том, что они изменяют диалектике, отрицая в развитии социалистического общества непримири­мые антагонистические противоречий, признавая новые, неантагонистические противоречия и соответствующие им формы разрешения. Никакой «измены» диалектике, конечно, нет, а есть дальнейшее развитие и конкретиза­ция категории противоречия под влиянием новых исто­рических условий общественного развитии. Буржуазные философы полагают, что «трагические» противоречия, свойственные антагонистическому обществу, вечны и не­сокрушимы, и вследствие этого они выражаются в не­коей неподвижной категории противоречия.

В действительности в новых исторических условиях эта категория получила свое дальнейшее развитие на опыте строительства социалистического общества, где антагонистические противоречия раз и навсегда разре­шены, но остались неантагонистические противоречия. Этим последним свойственны новые формы развития и разрешения, что, конечно, нисколько не отменяет сущ­ности закона единства и борьбы противоположностей, который только модифицируется в этих новых историче­ских условиях.

Постоянное возникновение и преодоление противоре­чий между развивающимся объектом (т. е. предметом познания) и субъектом (т. е. субъектом познания) есть закон развития мышления. Этот процесс и служит ос­новой и источником исторического движения познания. Поэтому было бы ошибкой принимать тождественность законов бытия и законов познания как мертвое, непо­движное, непротиворечивое тождество. Как мы видим, тождественность, согласованность этих двух рядов зако­нов достигается в процессе исторического развития познания и сохраняется, лишь благодаря непрерывному движению познания, преодолевающему возникающие между субъектом и объектом противоречия с тем, чтобы открыть путь новым противоречиям, которые в свою очередь будут разрешены и т. д.

Из противоречивого отношения между объектом и субъектом, обусловливающего исторический характер познания, следует и вывод о том, что наряду с общими законами для бытия и познания существуют и специ­фические законы и категории мысли. Мы их называем специфическими потому, что они, хотя и направлены на познание объективной действительности, но не имеют, подобно, например, закону единства и борьбы противоположностей, непосредственного аналога в действи­тельности, Они являются общими законами всякого познания, но не самого объективного мира. Таковы законы движения познания от чувственного к рациональ­ному, абстрактному и от него к практике, развития познания от явления к сущности, законы, определяю­щие взаимосвязь и взаимодействие анализа и синтеза, индукции и дедукция и другие способы исследования, таковы специфические категории познания — абсолют­ная, относительная истина, объективная истина и т.д. Эти законы и категории возникли в процессе истори­ческого развития познания и отражают сложный характер преобразования в человеческом мозгу материального (объективного) в идеальное (субъективное). Историче­ский процесс развития познания порождает относительно самостоятельную логику движения мысли, имеющую свои законы. Эти законы возникают и действуют в каче­стве тех сил, которые направляют движение мысли по пути все более глубокого познания действительности. Они вытекают из сущности самого познания, из приро­ды умственной организации человека. Познание, напри­мер, не может сразу проникнуть в сущность вещей. Оно начинается с представления о внешних особенностях и от них переходит к скрытой за внешней оболочкой осно­ве, сущности вещей. Таков закон как исторического, так и логического развития познания. Это — специфический закон познания, ибо он выражает природу познания, логику его движения.

Развитие познания, его логика находятся также в тес­ной зависимости от накопленного материала, от достигнутого уровня знаний. Этот материал, исторически до­стигнутый уровень знаний определяют дальнейшее дви­жение мысли, и никакая внешняя сила сама по себе не способна ускорить процесс познания, если отсутствует необходимый мыслительный материал, т. е. если нет не­обходимых условий для развития познания.

Наконец, что особенно важно, познание есть слож­ный процесс деятельности субъекта, преодолевающего противоречие с объектом путем активного мыслитель­ного преобразования данных объективного мира. В этом состоит один из важнейших аспектов развития противо­речия между субъектом и объектом. Противоречие это заключается в том, что реальный мир непосредственно не выражает своей действительной сущности, и если бы субъект воспринимал его лишь в этом виде, то он ни­когда не приблизился бы к истине. Только переход от непосредственного восприятия к опосредствованному познанию мира дает нам истину, Следовательно, для того чтобы преодолеть противоречие между объектом и субъектом, последний должен преобразовывать дан­ные действительности в такие идеальные, субъектив­ные образы, которые способны вскрыть внутреннюю, скрытую основу вещей (9).

Преобразование это не произвольно. Оно имеет свои объективные законы, которые также являются специфи­ческими законами познания. Таков, например, закон преобразования конкретного в абстрактное и абстракт­ного в конкретное. Чтобы вскрыть сущность явлений, по­знание должно отойти от конкретного восприятия дей­ствительности и путем анализа и обобщения образовать абстрактные понятия, отражающие то существенно об­щее, что свойственно им. Затем оно с помощью синтеза осуществляет обратный процесс преобразования аб­страктного в конкретное, осознанное уже в единстве своих многочисленных определений. Огромную роль при этом играет обращение к практике, к эксперименту, с помощью которых проверяются добытые познанием результаты и находятся новые данные для дальнейшего развития познания. Связь познания с практикой — один из важнейших законов познания.

В задачу настоящей главы не входит изложение специфических законов познания, так как некоторые из них будут изложены в специальных главах, а к другим мы неоднократно будем прибегать при изложении конкретных вопросов диалектической логики. Здесь достаточно указать на их существование и роль.

Различая специфические законы познания и наибо­лее общие законы, действующие как в объективном мире, так и в развитии познания, было бы неправильно не учитывать их внутренней, неразрывной связи. По­скольку законы материалистической диалектики объяс­няют наиболее общие, действующие в природе, обществе и мышлении принципы развития, они являются ос­новными законами диалектической логики, основными законами познания. Специфические законы логики сами насквозь диалектичны и представляют собой проявление этих общих диалектических законов. Ни один специфи­ческий закон познания невозможно понять, если не исхо­дить из общей диалектической теории развития. Напри­мер, категории относительной и абсолютной истины, анализа и синтеза, индукции и дедукции суть специфи­ческие категории познания, но не применяя к ним закон единства противоположностей невозможно понять их взаимоотношения, их тождества и различия, их перехо­ды в свою противоположность и т. п. В этом единстве специфических законов познания с наиболее общими законами развития сказывается неразрывная связь мышления с природой.

Основные законы диалектики — это такой же фунда­мент диалектической логики, каким для формальной логики являются законы тождества, противоречия и ис­ключенного третьего. На них держится все здание диа­лектической логики и изложение их как законов позна­ний, законов диалектической логики должно быть пред­послано всему остальному.

Основные законы диалектической логики

Движение мысли и ее форм — понятий, суждений, умозаключений подчиняется законам диалектики в дво­яком смысле: 1) как формы отражения действитель­ности понятия, суждения и т. п. представляют собой воспроизведение в сознании диалектической природы вещей и лишь постольку истинны, поскольку соответ­ствуют этой диалектической сущности реального мира; 2) само познание, его специфические закономерности, под которыми мы понимаем закономерности, относящиеся не к действительности непосредственно, а к харак­теру и способам движения познания к истине, также диалектичны и представляют собой формы проявления и конкретизацию общих законов диалектики в области мышления. В настоящей главе эти вопросы рассматриваются лишь в общей форме, так как в дальнейшем в связи с конкретным анализом различных форм мышления в диа­лектической логике они станут специальным объектом исследования. Здесь эти вопросы рассматриваются лишь с целью доказательства тезиса о том, что законы и категории диалектики - основа и фундамент диалектической логики. При этом мы выделим лишь несколько, на наш взгляд, наиболее важных аспектов этого тезиса. Мы рассмотрим сначала познание как движение, как процесс развития, а затем значение основных законов диалектики для понимания его развития.

Познание истины как диалектический процесс разви­тия. Познание не представляет исключения из общего великого принципа развития, изменения, которому, под­чинено все окружающее человека и в том числе он сам. Природа, частью и высшим созданием которой является человек, находится в состоянии вечного развития и изменения. Любое явление в природе может быть понято лишь как история, как то, что претерпевает сложные процессы изменений и превращений, эволюционируя от одних форм и состояний к другим. Это в полной мере относится к человеку и человеческому познанию. Подоб­но тому как движение, развитие есть форма существова­ния материи, подобно этому и познание существует лишь в движении, благодаря движению: Развитие — форма существования мысли познания.

В подходе к познанию существует важное различие между формальной и диалектической логикой. Формаль­ная логика имеет дело с готовыми истинами, сопоставляя их друг с другом, выводя, одну из другой, она оставляет в стороне вопрос о том, как движется, дознание истины, каковы законы этого движения. Если для целей формальной логики это вполне правомерно, то было бы неправильным ограничивать этим задачу логики и полагать что исследование движения познания и законов этого движения не входит в компетенцию логики. Некоторые исследователи пытаются разграничить знание истины от самой истины. Первое-де есть процесс, второе же — т. е. сама истина — неизменно. Такое противопоставление ошибочно, ибо не только познание исти­ны есть процесс, но и сама истина подвергается измене­нию и в этом смысле она должна рассматриваться как процесс. Правда, в таких простых истинах, как «Напо­леон умер 5 мая 1821 г.», изменения мы не обнаружим, они абсолютны. Но значительно сложнее обстоит дело с научными истинами. До недавнего времени такие положения, как «сумма углов треугольника равна двум прямым или «прямая — это кратчайшая линия, пролегающие между двумя точками», принимались за неизменные истины, но теперь никто не станет настаивать на их абсолютности и неизменности. Точно также вряд ли кто станет теперь утверждать, что бывшее в свое время истиным положение Маркса и Энгельса об одновременности победы социализма во всех цивилизованных стра­нах остается таким же и в современных условиях, что эта истина не претерпела изменений.

Если бы логика имела дело только с абсолютно истинными или абсолютно ложными понятиями и суждениями, то она обрекла бы себя на пассивное созер­цание того, как наука ищет истину и не помогала бы ей. Формальная логика не занимается тем, какими путями познается истина. Она интересуется готовыми исти­нами, конечными пунктами знания, на которых обозна­чено: «абсолютная истина». Вот тогда она указывает науке, как отделить ложное от истинного, как вывести одну истину из другой и т. д.

Как подходит к проблеме истинности или ложности высказываний, например, математическая логика? Вся­кое предложение, о котором можно сказать, что оно истинно или ложно, есть высказывание. В логике выска­зывания не анализируется внутренний состав предложения, она имеет дело с отношениями между предложениями в целом. Истинность или ложность суждения за­висит лишь от истинности или ложности связываемых высказываний. При этом последние подразделяются на истинные или ложные. Высказывание не может быть одновременно и истинным и ложным, т. е. здесь нет движения истины, математическая логика не может оперировать относительными истинами, их развитием в абсолютную истину. Уже в этом сказывается ограни­ченность подхода математической логики к проблеме истины. Она оперирует готовыми истинами, но не ис­следует процесса становления истины. Это не входит в ее задачу. На вопрос об истинности того или иного высказывания она отвечает по принципу либо «да», либо «нет».

В математической логике существуют различные способы исчисления истинности, как, например, фор­мально-дедуктивное, или аксиоматическое, матричное, или табличное. Рассмотрим вкратце как происходит исчисление истинности согласно последнему способу. Допустим, есть высказывание X, которое либо истинно (и), либо ложно (л). Тогда таблица истинности будет выглядеть так:

X | X

----------
и | л
л | и

Иначе говоря, исчисление показывает, что возможны два случая: 1) положение о том, что высказывание X истинно, а противоположное ему высказывание X (не-Х) ложно; 2) положение о том, что высказывание X ложно, а противоположное ему высказывание X (не-Х) истин­но. Этим исчерпываются все возможные комбинации исчисления истинности данного высказывания.

Если мы имеем дело не с одним, а с двумя высказы­ваниями X, У, то и таблица соответственно усложнится. Каждое из этих двух высказываний опять-таки должно удовлетворять требованию быть либо истинным, либо ложным. В таком случае таблица истинности будет вы­глядеть так:

Х | У

----------
и | и
и | л
л | и
л | л

Иначе говоря, здесь возможны уже не два, а четыре случая: 1) оба высказывания истинны, 2) первое выска­зывание истинно, второе ложно, 3) первое ложно, второе истинно и 4) оба высказывания ложны.

Эти простейшие примеры показывают, что и в совре­менной формальной логике, усвоившей результаты раз­вития математической логики, истины принимаются как готовые. Она оперирует высказываниями, которые ха­рактеризуются чертой абсолютности, будучи либо истин­ными, либо ложными. Новые высказывания, заключения выводятся из сопоставления готовых истин путем ум­ственных операций.

Но как быть тогда, когда наука оперирует относи­тельными истинами? Ведь путь к абсолютной истине лежит через относительные истины, через освоение все нового и более богатого опыта по овладению силами природы. Несмотря на то что наука накопила уже много зерен абсолютной истины, на которые она опирается в своих дальнейших поисках, она находится на тех самых переходных ступенях, которые ведут к абсолютной ис­тине, и этот процесс движения человеческого знания практически безграничен. Можно ли подходить к совре­менной квантовой механике, биологической науке о на­следственности и многим другим областям человеческо­го знания только с точки зрения логики готовых истин? В этих науках все находится в состоянии движения, поисков, наряду с важными крупицами абсолютного знания здесь преобладают относительные истины, кото­рые будут в ходе познания углубляться, совершенство­ваться, уточняться с помощью более широких и истин­ных понятий и теорий.

Возникает вопрос, есть ли в этом движении познания от относительного к абсолютному, от неполного и менее глубокого к более полному и глубокому знанию какая-нибудь логика? Определяется ли какими-нибудь зако­нами познания, законами логики такое движение на­уки, человеческих знаний? Если формальная логика не может указать законы познания, которые можно было бы применять к развивающимся относительным истинам, то это только свидетельствует об ограниченности этой логики. Ведь положение о том, что знание находится в движении от относительных истин к абсолютным, касается не каких-либо отдельных, отставших обла­стей науки, а науки вообще, любой науки. В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритициз­ме», рассмотрев всесторонне этот вопрос, делает сле­дующий вывод: «В теории познания, как и во всех дру­гих областях науки, следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше позна­ние, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание ста­новится более полным и более точным» (10).

Здесь В. И. Ленин ставит одну из важнейших логи­ческих проблем. Поскольку истина познается посред­ством всего богатого арсенала логических средств и форм мышления: понятий, суждений, умозаключений, гипотез и т. д., то может ли она быть достигнута с по­мощью неизменных, готовых понятий, суждений и т. п.? Конечно, нет. Сами понятия, суждения, умозаключения претерпевают процесс развития, изменения, углубления и лишь постольку с их помощью познается истина. Все понятия и категории логики, все формы мысли способны быть орудиями научного познания только при условии, если они исследуются диалектически, т. е. в процессе их движения, изменения. Такой подход к понятиям и кате­гориям характерен для диалектической логики, а не для логики формальной. В этом состоит коренное различие между ними. Имея в виду это различие, В. И. Ленин писал: «В старой логике перехода нет, развития (поня­тий и мышления), нет „eines inneren notwen-dig en Zus am men hangs" („внутренней, необ­ходимой связи". — Ред.)... всех частей и „Uber-gang'a" („перехода". — Ред.) одних в другие» (11). В диа­лектической же логике главное—это развитие, пере­ходы понятий, мыслей друг в друга.

Мы рассмотрели лишь одну из сторон познания как движения, развития мысли, а именно развитие, переход от относительных истин к абсолютной истине. Но это лишь частица многостороннего и многогранного про­цесса диалектического развития познания. Познание есть также развитие мысли от явления к сущности, от внеш­него к внутреннему, от явления к закону, от случайного к необходимому и т. д. Словом, ни весь процесс познания, взятый в целом, ни каждую его отдельную часть невозможно исследо­вать и понять вне общего диалектического принципа развития. Поэтому-то движение, развитие во всем их диалектически понятом богатстве есть форма, способ существования мысли и лишь постольку, поскольку мысль, ее логические формы находятся в состоянии движения, развития, они реализуют свою способность познавать мир, быть адекватным отражением действи­тельности.

Процесс развития содержания познания реализуется в движении различных логических форм, в смене и пере­ходе одних форм в другие. Так, например, цепь сужде­ний замыкается образованием понятия как результата познания. Понятие, являясь опорным пунктом познания, в свою очередь дает новые возможности для движения мысли, превращаясь в более глубокие суждения. Последние на определенной ступени переходят в умозаключения, выводы, раздвигающие дальше рамки познания. Понятия, суждения, умозаключения позволяют формулировать научные гипотезы, которые со временем благодаря эксперименту и шире — практике — превращаются в научные теории, в высшую форму научно проверен­ных законов. Законы науки становятся фундаментом для образования и формулирования новых понятий, су­ждений и умозаключений, для новых более глубоких гипотез и научных идей и т. д.

Другими словами, познание есть бесконечная цепь круговоротов, метаморфоз форм мысли, каждая из кото­рых составляет звено, подготовляющее следующее звено; и в этой связи различных форм мысли, их переходах осуществляется прогресс содержания мысли, знания объективного мира.

Говоря о мысли как движении, необходимо сказать об историческом подходе к познанию как одном из са­мых существенных принципов диалектической логики. Принцип историзма — один из важнейших специфиче­ских законов познания — будет специально рассмотрен в следующей главе. Формальная логика отвлекается от исторического подхода к познанию, поскольку она опе­рирует готовыми понятиями и связями между ними. Для диалектической логики, для которой познание существует лишь в форме движения, развития мысли, историзм выступает как органический элемент ее. История мысли, развития понятий и логических категорий не есть для логики одно лишь прошлое, которое вследствие этого следует изучать в исторических пособиях. Мар­ксизм рассматривает историческое развитие мысли как опыт, практику человеческого познания, на обобщении которых может и должно строиться современное по­знание. Познанию присущи определенные объективные за­коны. Откуда берутся эти законы? Идеалисты утверж­дают, что они или конструируются человеческим умом или изначально врождены мысли. Оба эти утверждения не соответствуют действительности. С материалистических позиций они возникают и осознаются под воздей­ствием объективного мира, отражаемого в мозгу чело­века, в историческом процессе развития отражения, познания природы, в практической деятельности челове­чества как его фундаменте и основе.

Поэтому нельзя признать обоснованными обвинения некоторых «критиков», упрекающих марксистов за то, что они якобы «подменяют» исследование логики иссле­дованием истории, т. е. истории реальной действительно­сти и истории мысли. Но как можно в логических иссле­дованиях обходить исторический опыт развития челове­ческого познания? Логическая теория, не опирающаяся на этот опыт и не представляющая собой обобщение, итог, сумму, вывод из этого опыта, лишает себя возмож­ности познать законы мышления во всей их глубине. Ибо движение мысли в отдельном акте познания, по крайней мере во многих случаях, есть не что иное, как сокращен­ное, сгущенное выражение и воспроизведение историче­ского процесса развития познания.

Вследствие этого познание может быть понято лишь как развитие, как движение мысли. Оно насыщено бо­гатым историческим содержанием и, выступая в совре­менном виде, сохраняет в «снятом» виде историю позна­ния. Современная логика оказывается диалектически «снятой» логикой исторического развития мышления. А это и значит, что законы мышления должны рассма­триваться как законы развития. Развитие, движение по­знания подчиняется известным законам, этими законами являются законы диалектики.

Закон единства и борьбы противоположностей. Закон единства и борьбы противоположностей является ядром материалистической диалектики. Его значение определяется тем, что он отражает объективно противо­речивую природу самих вещей и процессов реального мира. В «борьбе» и переходах противоположностей за­ключается двигательная сила всякого развития. В на­стоящее время наука накопила такое множество фак­тов, подтверждающих истинность этого закона, что его можно отрицать лишь в двух случаях: 1) либо при незнании этих фактов, 2) либо при сознательном игнори­ровании достижений современной науки.

Теперь даже люди, не разделяющие взглядов мар­ксистской философии, признают всеобщий характер диалектических противоречий. Для примера сошлемся на статью К. Мишера, появившуюся в швейцарском журнале «Dialectica». Автор ее всю жизнь посвятил экспериментальным исследованиям в химико-биологиче­ской области. Характерно само название его статьи: «Единство в противоречивости как одна из основ нашего бытия и нашего познания».

Этот ученый заявляет, что весь путь его исследова­ний и экспериментов привел его к выводу, что без прин­ципа единства противоположностей нельзя ничего по­нять в самой действительности и в науке. В подтверж­дение он приводит доказательства из современной науки — единство вещества и энергии, положительного и отрицательного электричества, корпускулярных и вол­новых свойств, материи и сознания или, как он выра­жается, тела и души и т.д. Он ссылается на многочис­ленных сторонников этого взгляда, начиная с древних времен до наших дней, включая сюда Маркса и Ленина. В этой статье имеются и неправильные, тенденциозные суждения. Но мы не будем на них останавливаться, ценно в ней признание самого факта наличия противо­речий во всех явлениях.

Закон единства противоположностей выражает не субъективное мнение того или иного мыслителя, а проти­воречивый характер движения, развития объективного мира. Выше было сказано, что все находится в состоянии движения, изменения. Но что такое движение, изме­нение? Это внутренне связанное единство пребывающего и изменяющегося, тождества и различия, покоя и движения, бытия и небытия, исчезающего и возникающего. Движение, изменение можно уловить, только рассматри­вая противоречивые стороны его в единстве. Стоит взять только одну сторону его и упустить из виду другую, чтобы движение стало необъяснимым. Если эти две сто­роны поставить рядом и не рассматривать их как нечто взаимосвязанное, взаимопроникающее, результат будет тот же. Движение, изменение есть такое единство, вза­имопроникновение противоположностей, в силу которых нет одной стороны без другой и нет целого без связи обеих сторон. Каждая из сторон противоречия не внеш­ним образом обусловливает свое отрицание (т. е. свою противоположность), а так, что каждая из них содержит в себе другое как иное самого себя. Отсюда углубление, усиление, словом, «борьба» противоречий, как деятель­ная сила движения, развития, как источник перехода одного в другое, перехода в свою противоположность.

Важно подчеркнуть здесь, что противоположность есть не всякое, абстрактное «другое», равнодушное по отношению к тому, что отрицается, а, как говорил в та­ких случаях Гегель, «свое другое» (12). Единство противо­положностей состоит в том, что каждое явление содер­жит в себе свое иное, свою противоположность, и в силу этого данное явление «выталкивается» за 'Границу своего бытия, оно в известном смысле тождественно с «небы­тием» (в смысле неизбежности перехода в свою проти­воположность, в иное качество) (13). Так, например, орга­ническое есть не просто другое, внешнее по отношению к неорганическому, а суть его собственное другое, диа­лектическое отрицание самого неорганического, которое в известных условиях порождает органическое, перехо­дит в него как свою противоположность. Чтобы схватить движение, развитие, переход неорганического в органи­ческое, неживого в живое, нужно их рассматривать как единство противоположностей. Без единства бытия и небытия, тождества и различия нет перехода, нет, сле­довательно, развития, изменения. В этом смысле В. И. Ленин в «Философских тетрадях» определяет единство противоречий как узловые пункты развития. Эти последние, пишет Ленин, «представляют из себя единство противоречий, когда бытие и небытие, как исчезающие моменты, совпадают на момент, в данные моменты движения (==техники, истории etc)» (14).

Иначе говоря, бытие, т. е. бытие какого-нибудь пред­мета, явления, в своем развитии становится тождествен­ным небытию, т. е. доходит до момента самоотрицания. В совпадении бытия и небытия необходимо видеть узло­вой пункт развития, потому что это наиболее интенсив­ные моменты всякого прогресса, когда совершается пере­ход одного в другое, изменяется качество существую­щего. Такова природа всего конечного. Диалектика конечного в том, что природа его бытия это небытие, т. е. переход во что-то другое, иначе оно не было бы ко­нечным.

Единство и переход противоположностей друг в друга есть деятельная основа всесторонней связи и взаимоза­висимости явлений. То, что рассудочное мышление раз­деляет и противопоставляет друг другу, отливая все существующее в неподвижные, застывшие формы, в дей­ствительности связано между собой множеством перехо­дов. Противоречия — источник и двигательная сила этих переходов. Они связывают вещи и процессы в единый поток, в котором одно в силу присущих ему внутренних -различий порождает другое, а это последнее по той же причине в свою очередь служит источником чего-то третьего, и т. д. Если мышление рассматривает тожде­ство и различия, противоречия как абсолютно отличные друг от друга, оно омертвляет действительность и не­способно отразить разнообразия вещей в их связях и переходах. И хотя мышление в таких случаях и видит разнообразие вещей, но представляет его как нечто за­стывшее, подобно остановившейся киноленте, на кото­рой каждый кадр мертв и неподвижен. На деле же все разнообразие явлений связано воедино, вследствие того что противоречия не разделяют, а объединяют явления диалектическими переходами, «переходами в противопо­ложность».

Поэтому характерная черта диалектической логики это такое движение мысли, которое посредством связи и взаимозависимости, переходов понятий, суждений и т. п. воспроизводит реальные связи вещей. Наличие в явлении противоречивых сторон вы­ражается в диалектическом понятии конкретного тождества. Предметы и явления суть конкретные тождества. Будучи тождественными, они содержат в себе различие, противоречие. Понятие конкретного тождества отражает единство бытия и небытия, тождества и различия, пре­бывающего и изменяющегося, покоя и движения. Диа­лектика таким образом разрешила антиномию тожде­ства и различия, покоя и движения, вскрыв их единство, переход, взаимодействие. Развивающееся внутреннее различие переходит в противоположность, тождество разрушается и исчезает, и весь процесс завершается образованием нового явления.

Принцип конкретного тождества в указанном смысле имеет для диалектической логики такое же фундамен­тальное значение, какое для формальной логики имеет принцип абстрактного тождества, отвлекающегося от развития и изменения. Принцип диалектической логики ориентирует мысль на такие логические определения, ко­торые схватывали бы и выражали внутреннюю противо­речивость явлений и процессов, диалектику бытия и не­бытия, тождества и различия, переход явления в свою противоположность, без этого нельзя представить раз­витие.

Под этим главным углом зрения диалектическая ло­гика подходит ко всем логическим формам мысли, к их движению. Понятия, суждения, умозаключения тогда истинны, когда они воспроизводят тождество в различии и противоречии и, наоборот, обнаруживают в различии и противоречии их связь и тождество. Формы мышления тогда истинны, когда связь, единство, переходы поня­тий, суждений и т. п. друг в друга соответствуют един­ству, взаимопроникновению, переходам, короче, движе­нию объективных противоречий реальной действитель­ности.

Поскольку явления содержат в себе противоречия и развитие осуществляется через противоречия, процесс познания их сводится к тому, чтобы раскрыть эти проти­воречия и проследить их от начала до конца. Эта задача находит свое отражение на всей структуре и способах познавательного процесса. Следовательно, закон единства противоположностей есть важнейший закон познания, закон диалектической логики, ибо мышление — это образ, отражение вещи, а вещь представляет собою конкретное тождество, тож­дество различий и противоречий.

Закон единства противоположностей выступает как закон познания не только потому, что мысль отражает собственные противоречия вещей. Структура самого познания как процесса развития, движения мысли, весь путь познаний истины, все специфические способы и приемы, с помощью которых мышление приходит к объ­ективной истине, подчинены закону взаимосвязи и взаимопереходу противоположностей. Здесь невозможно изложить сколько-нибудь полно значение рассматривае­мого закона для мышления, ибо это потребовало бы предвосхищения всего того, что говорится в дальнейшем при анализе конкретных форм мышления. Важно под­черкнуть главный принцип подхода к проблемам позна­ния, который состоит в том, что в области познания нельзя глубоко мыслить, не оперируя противоположно­стями, разделяя последние непроходимой пропастью, не видя их единства, связи, взаимозависимости, взаимопе­реходов.

Какую бы сторону или момент процесса познания мы ни рассматривали, мы неизбежно наталкиваемся на про­тиворечия, т. е. на тот факт, что познание разверты­вается путем соединения противоположных тенденций или приемов, определений и что только через такое движение противоположностей осуществляется движение познания.

Сама природа познания противоречива, поскольку носителем познания является субъект, а предметом по­знания — объект, т. е. объективный мир. Таким образом, если мы хотим постигнуть сущность мышления и позна­ния, мы должны постоянно иметь в виду противоречие субъекта и объекта, так как без него нет познания. Исторический, равно; как и отдельный, процесс познания состоит в том, что это противоречие преодолевается пу­тем практического освоения действительности и углубле­ния нашего здания о ;ней. Но оно преодолевается на одной ступени, для того чтобы вновь возникнуть на дру­гой, более высокой ступени.

Однако дело не только в том, чтобы учитывать эту природу познания как противоречия и процесса разре­шения противоречия между субъектом и объектом. По­знание должно быть также понято как переход субъективности в объективность — не в смысле превращения идеального в материальное, а в том смысле, что знание субъекта все больше становится объективным, утрачи­вая те элементы субъективных представлений, которые не соответствуют реальному миру.

Другой аспект этого противоречивого характера познания— противоречие мира «в себе» и мира «для нас». Ошибка Канта заключалась в том, что, разделяя действительные противоположности — «вещи в себе» и по­знание их, он не видел органической связи и перехода этих противоположностей, т. е. того, что непознанные «вещи в себе» становятся «вещами для нас», познавае­мыми вещами. Он не видел также того, что это соотно­шение противоположностей изменчиво, ибо с ростом и углублением познания становится все меньше непознан­ных вещей и все больше познанных. Специфическая форма «борьбы противоположностей» в познании приво­дит закономерно к этому результату: субъект откры­вает и делает предметом своей практической деятельно­сти и своего мышления все новые и новые стороны объекта, срывая с них печать таинственности, непознанности.

Этот процесс «борьбы» противоположностей озна­чает, что непрерывно расширяется сфера истины в чело­веческих знаниях. Но в силу того, что истина достигается в результате подобной «борьбы противоположностей», она сама содержит в себе противоречия. Субъект не может раскрыть сразу и во всей глубине свойства и законы объективного мира. Как было показано выше, это достигается путем движения мысли от относитель­ных истин к абсолютной истине. Отсюда следует, что большинство научных теорий имеет противоречивый характер, будучи единством относительного и абсолют­ного моментов, т. е. содержа в себе наряду с крупицами абсолютной истины и такие стороны, которые нуждаются В дальнейшем уточнении, углублении. Сколько заблуж­дений избежали бы многие представители современной науки, если бы эта диалектически противоречивая при­рода движения мысли к объективной истине была ими осознана! Все атаки против философского материа­лизма или сомнения, высказываемые по его адресу, в настоящее время основываются у естествоиспытателей главным образом на непонимании сложного противо­речивого характера научных истин и процесса их по­знания.

Исходя из того, что старые представления о материи, господствовавшие до конца XIX в., заменены новыми, буржуазные философы делают вывод о крахе философ­ского материализма. В действительности, как это доказал В. И. Ленин и что остается незыблемым для понимания современного естествознания, старые представления о материи соответствовали тогдашнему историческому уровню знаний, т. е. они были относительной, а не абсолютной истиной. В этих представлениях были эле­менты абсолютной истины, но это была далеко не пол­ная и окончательная истина. Новые важные открытия физики помогли составить более точную картину строения материи. Некоторые прежние представления о ней потерпели крах и были заменены новыми, некоторые же из них сохранились, получив дальнейшую, более глубокую характеристику, соответствующую новым знаниям о материи. В этом и заключается движение от относительных истин к абсо­лютной, накопление, новых крупиц последней. Представ­ления о материи, господствовавшие вплоть до конца XIX в., были «тождеством в различии», т. е. противоре­чивым единством релятивного и абсолютного моментов знания. Новые знания изменили это противоречивое соотношение в пользу абсолютного момента, хотя, разу­меется, логика дальнейшего движения науки о материи развертывается также в этих противоположностях. Фи­лософский материализм не только не потерпел ущерба от этих изменений, но, наоборот, еще более укрепил свои позиции, так как он опирается теперь на более точные и глубокие знания о материи.

Чтобы убедиться в том, что игнорирование противо­речивой сущности развития познания приводит к абсурд­ному мнению о крахе материализма, рассмотрим неко­торые рассуждения из книги Гейзенберга «Картина природы с точки зрения современной физики». В этой книге есть глава, которая, так и называется: «Кризис материалистического воззрения».

Гейзенберг полагает, что первым ударом по материалистическому воззрению было учение об электроне, в котором не материя, а силовое поле приобретает главное значение. Открытие радиоактивности и превращения элементов, на его взгляд, нанесло новый удар по материализму. Однако все же еще можно было полагать, говорит он, что электроны, протоны, нейтроны - последние кирпичи материи, а следовательно, материалистическое воззрение: не могло еще быть поколеблено до осно­вания. Гейзенберг серьезно верит — такова сила леген­ды — в то, что, как он пишет, «для материалистической картины мира важна возможность мыслить мельчайшие строительные кирпичи элементарных частиц как послед­нюю объективную реальность»(15). Последним ударом, «разрушившим» материалистический взгляд на природу до конца, было якобы выяснение роли прибора в иссле­довании, лишившее уже всяких оснований представление о материи как объективной реальности.

Все это построение не выдерживает никакой критики. В действительности открытие электронов, радиоактивно­сти, превращения элементов и т. п, было ступеньками углубления наших, знаний о материй, приближения к бо­лее полной, абсолютной истине. Диалектический мате­риализм не связывает свои воззрения на материю с представлениями о каких-то последних неизменных кирпичах мироздания. Гейзенберг не различает метафизического, механистического и диалектического материа­лизма. В. И. Ленин еще задолго до открытия превраще­ния «элементарных» частиц утверждал, что электрон так же неисчерпаем, как и атом.

Изменение тех или иных взглядов и теорий и возник­новение новых, замена старей картины мира или ряда ее существенных сторон новыми заставляет иных есте­ствоиспытателей бросаться в омут релятивизма. Но познание не может прогрессировать иначе, чем в форме противоречивого процесса. Эти ученые видят одну сторону этого процесса — момент относительности, релятивности истин, упуская из виду, что этот момент не суще­ствует без своей противоположности — момента абсо­лютного в истине, что все познание развивается через эти противоположности и их «борьбу».

Но как крупный ученый, Гейзенберг не может не быть по существу, своих взглядов на природу материалистом. Показывая изменения данных науки о материальных ча­стицах за последние десятилетия, он говорит, что перво­начальное представление о 92 неразложимых элементах,; из которых складывается все в природе, доставляло уче­ным много трудных хлопот. Но вскоре были открыты электроны, протоны и нейтроны, и ученые облегченно вздохнули: с тремя частицами легче управиться, чем с несколькими десятками. Однако словно в насмешку над этими настроениями число новооткрытых элемен­тарных частиц продолжало и продолжает расти. Откры­тие взаимопревращаемости частиц подводит ныне к взгляду, что они есть только различные состояния «одной и той же материи» («ein und derselben Materie»). Но ведь это и есть материализм, причем материализм, основанный на диалектическом принципе изменчивости, превращаемости форм материи, «Существует только одна единая материя, — пишет Гейзенберг,— она может существовать в различных дискретных стационарных состояниях. Некоторые из них стабильны, это протоны, нейтроны и электроны, многие другие нестабильны»(16).

Гейзенберг вероятно был бы удивлен, узнав, что; в книге «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина имеются; подобные же рассуждения о ма­терии. Критикуя идеалистическое положение о том, что «материя исчезла», Ленин пишет: «Вместо десятков элементов удается, следовательно, свести физический мир к двум или трем... Естествознание ведет, следова­тельно, к «единству материи»...— вот действительное содержание той фразы об исчезновении материи, о за­мене материи электричеством и т. д., которая сбивает с толку столь многих»(17).

Естествознание ведет, утверждал диалектический ма­териалист Ленин полвека назад, к единству материи, превращающейся из одних видов в другие, — разве это не то, что доказывает сейчас физика?! Материализм, изгоняемый через одну дверь, входит через другую, и тут ничего, не поделаешь.

Таким образом, логика движения мысли через раз­вёртывание таких противоположностей, как абсолютное и относительное, пребывающее и изменчивое дает нам истинное знание того, как развивается познание. Игно­рирование же этой логики чревато опасными заблужде­ниями.

Диалектически противоречивый характер имеют и та­кие полярно противоположные направления и способы исследования, как чувственное и рациональное, рассу­дочное и разумное, абстрактное и конкретное, анализ и синтез, индукция и дедукция, логическое и историче­ское и т. д. Взаимосвязь и взаимоотрицание, переход одной противоположности в другую — вот тот закон, который определяет и регулирует отношения между ними. Как будет показано в следующих главах книги, во всех этих способах мы имеем дело с такими противополож­ностями, взаимопроникновение и переход которых друг в друга есть условие и движущая сила развития позна­ния. Каждый из этих способов существует и имеет значение лишь постольку, поскольку существует его антипод. Если мы отбросим одну сторону противоречия индукции и дедукции, анализа и синтеза, чувственного и рационального и т. п., мы омертвим весь процесс познания. Употребляя в; процессе познания один способ, мы подготовляем его переход в другой, в его противопо­ложность. Имея дело с одной из этих противоположностей, необходимо постоянно помнить о другой, ибо любое преувеличение, раздувание какой-либо отдельной стороны познания неизбежно ведёт к нарушению гар­монии целого, т. е. нормального движения всего про­цесса познания в целом. Здесь справедливы слова Ге­раклита о том, что гармония состоит из противополож­ностей. Не случайно прогресс в развитии способов Мышления и познания состоял в том, что в конце концов синтезировалось в единое в качестве неразрывных сто­рон целого все то, что развивалось, противопоставлялось друг другу как несоединимые противоположности (индукция и дедукция, рациональное и чувственное, анализ и синтез, единичное и общее и т. д.). Сознательное со­единение противоположностей — таково одно из решаю­щих требований познания.

Особенно важно для развития познания диалек­тическое взаимодействие таких противоположностей, как теория и практика, теория и эксперимент. В не­разрывной связи с производственной и иной деятельностью человечества познание находит ту живительную силу, которая быстро движет его вперед, и, наоборот, в теоретических знаниях практическая деятельность людей обретает великую духовную силу, освещающую ей путь, предостерегающую ее от бесконечных блуж­даний.

Связь теории и практики противоречива: новые прак­тические возможности вступают, в противоречие с теми иди иными устаревшими положениями науки, требуют пересмотра их. Противоречие это толкает науку вперед. Новый уровень знаний помогает преодолевать ограни­ченность практики, создавая в свою очередь стимулы для ее более быстрого развития. Так в противоречивом взаимодействии теории и практики создаются благопри­ятные условия для их совместного поступательного дви­жения.

Далее, поскольку развитие предметов и явлений объ­ективного мира осуществляется через раскрытие, развер­тывание противоречий, цель познания должна состоять в том; чтобы обнаружить эти противоречия, проследить их от начала до конца. Данная задача обусловливает ход познавательного процесса, указывает принципы его построения. Так, этой задаче подчинена в значительной мере структура «Капитала» Маркса. Каждый этап исследования имеет здесь своей целью анализ конкрет­ных противоречий и форм их развития. Прослеживая, как в процессе развития противоречия разрешаются, Маркс затем переходит к исследованию этих же про­тиворечий в их новом, более глубоком выражении, в их новой форме, возникшей из предыдущих состоя­ний. В «Капитале» Маркса можно обнаружить три таких основных этапа: 1) исследование противоречий простого товарного производства; 2) исследование противоречий, капиталистического производства, вырос­шее из противоречий простого товарного производ­ств а , и, наконец, 3) исследование того, как эти противоречия, достигнув высшего, кульминационного пункта развития, разрешаются путем социалистической революции.

Закон перехода количественных изменений в каче­ственные. Этот закон диалектики тесно связан с зако­ном единства и борьбы противоположностей. Развитие противоречий какого-либо явления на известной ступени завершается переходом его в новое качественное состоя­ние. Однако учение о противоречиях, раскрывая источ­ники развития, в том числе и качественных изменений, не исчерпывает тех особых специфических причин и условий развития, которые объясняют процесс каче­ственных изменений предметов. Эта сторона развития отражается в законе перехода количественных измене­ний в качественные.

Сущность этого закона заключается в том, что медленные количественные изменения, происходящие в пред­метах, на известной ступени приводят к коренным каче­ственным изменениям. Количественная и качественная стороны явления представляют собой противоположно­сти, находящиеся в единстве. Это их единство составляет «меру» предмета. Когда противоположность указанных двух сторон в предмете обостряется до такой степени, что становится невозможным сохранение меры предмета, последняя разрушается, происходит «переход количества в качество».

Важная черта этого процесса состоит в том, что пере­ход от старого качества к новому происходит скачко­образно, путем скачка. Без скачка никакие количествен­ные изменения не могут дать коренного качественного изменения. В чем же особенность этого закона как закона позна­ния, закона диалектической логики? В области познания этот закон диалектики ориентирует нас на необходи­мость исследования количественных и качественных из­менений в единстве, во взаимодействии, позволяющем понять общий закон перехода одного качества в другое. Методологическое значение этой стороны познания не­оценимо. В ней обобщены не только данные самой дей­ствительности, но и огромный опыт теоретического и экспериментального исследования реального мира, пока­зывающий, какую огромную роль в познании играют количественный и качественный анализ явлений. Эта сто­рона познания; свидетельствует о невозможности сведе­ния развития к одним количественным процессам, ука­зывает на важность рассмотрения предмета как меры, в которой определенность качества находится в зависи­мости от определенного количества, хотя и колеблющегося в тех или иных границах.

Вследствие этого качество, количество, мера являются также важнейшими логическими категориями, вне которых невозможно истинно мыслить о процессах развития, совершающихся в природе, невозможно знание одного из наиболее общих законов всякого развития.

Задача познания — отыскание и исследование конкретных законов природы. Каждая форма движения ма­терии имеет свои специфические законы. Исследовать эти законы возможно, лишь учитывая качественные особенности каждой формы движения, совершенно недопу­стимо сведение одних форм движения материи к другим например высших форм к низшим. Подобное отождествление качественно разнородных форм движения слу­жит источником серьезных заблуждений по кардинальнейшим вопросам современной науки. На этом основании, в частности, покоится широко распространенная среди ряда естествоиспытателей версия о том, что принцип причинности отжил свой век, что он неприменим в мире микрообъектов. Это ошибочное мнение опирается на ложный взгляд, согласно которому специ­фическая форма причинности, характерная для процес­сов механического движения, абсолютизируется, считается единственно возможной формой причинности. Но, так как с точки зрения такого понимания причинности невозможно объяснить качественно иные процессы дви­жения микрочастиц, то отсюда делается вывод об отсут­ствии причинности, об устарелости принципа детерми­низма, об индетерминизме явлений, подчиняющихся статистическим закономерностям, и т. п. В действительности закон причинности, как и любой закон природы, никогда не проявляется и не действует одинаково в качественно различных сферах.

Говоря о законе перехода количественных изменений в качественные как законе познания, необходимо осо­бенно выделить момент скачка, перерыва непрерывно­сти в развитии. Этот момент чрезвычайно важен для понимания диалектического характера развития позна­ния, законов познания. Все в мире связано переходами — таков принцип развития. Но что такое переход одного в другое, как он совершается в процессе каче­ственных превращений? В «Философских тетрадях» В. И. Ленин дает крат­кий, но исчерпывающий ответ на этот вопрос: «Чем от­личается, диалектический переход от недиалектического? Скачком. Противоречивостью. Перерывом постепенности. Единством (тождеством); бытия и небытия»(18). Процесс качественных изменений органически связан с противоречивой сущностью вещей. Будучи единством бытия и небытия, вещи претерпевают качественные изме­нения: бытие становится небытием, из небытия данной вещи, т. е. из процесса ее изменений, возникает каче­ственно новое бытие. Этот переход, однако, совершается не так, что постепенные количественные изменения сами по себе могут осуществить качественные изменения. В действительности, как бы значительны ни были коли­чественные изменения, они не могут дать перехода одной вещи в другую, они лишь подготовляют его, подводят к нему. Но для перехода от одного качественного со­стояния к другому требуется скачок, перерыв постепен­ности количественных изменений, образование «узла» в процессе этих изменений. Скачок означает, что воз­никло некое новое образование, связанное со старым, из которого оно возникло, но вместе с тем несводимое к нему, качественно отличающееся от него.

Эта роль скачка очень важна для правильного пони­мания развития мышления, познания, для логики движе­ния мысли. Едва ли будет преувеличением сказать, что недиалектическое понимание сущности качественных пе­реходов в процессе познания на протяжении всей исто­рии философии и ныне служит тем камнем наталкиваясь на который, корабль идеалистической философии терпит крушение.

В области познания и логики недиалектическое пони­мание качественных переходов вызывает многие нераз­решимые трудности. Процесс познания, движения мысли включает в себя, подобно всякому развитию, моменты количественных и качественных изменений. Движение, развитие мысли как в историческом, так и в логическом плане происходит в форме качественных переходов, под­готовляемых постепенным накоплением знаний, теорий, фактов, практического опыта. В историческом развитиии познания это переходы от относительных истин к абсо­лютной, образование и формулирование все новых и но­вых понятии, категорий, законов науки, выражающих более высокую ступень познания сущности вещей, пере­ходы от менее общих теорий к более общим, для которых первые теории становятся лишь частным, предель­ным случаем, и т. д. В логическом плане это переходы от чувственной формы познания к рациональной, от жи­вого созерцания к абстрактному мышлению, от единич­ного к общему, от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному, от индукции к дедукции и, наоборот, от анализа к синтезу и от синтеза к анализу. В форме качественных переходов происходит движение от одних логических категорий к другим, от понятий к суждениям, от одних видов суждений к другим и от них к умозаключениям, от менее сложных к более слож­ным умозаключениям, от гипотез к теориям, от теории к практике и наоборот, и т. д.

Количество этих переходов в логике развития мысли бесконечно. Однако вся трудность в понимании диалектичности этих переходов, т. е. того, что переходы эти осуществляются путем скачков.

Переход от одной формы движения мысли к другой нельзя представлять как прибавление еще одного факта или черты, характеризующей вещь. Такое развитие познания было бы чисто количественным процессом. Переход количества в качество в процессе познания означает, что на основе изучения, исследования единичного, эмпирического производится обобщение, позволяю­щее вскрыть сущность, закон вещей. Скачок заключается в такой переработке единичного в мышлении, которая сложным путем переплавляет его в общее, т. е. отделяет в нем существенное от несущественного, необходимое от случайного и т. д., находит то, что составляет единство многообразных единичных вещей, закон их существова­ния и развития.

Скачок в процессе познания характеризуется следую­щими важными чертами: 1) мысль переходит от количе­ственного накопления отдельных фактов, данных о пред­метах к формулированию вывода, понятия о их сущности: это значит, что в движении мысли происходит «пере­рыв постепенности», т. е. переход на высшую ступень процесса познания; 2) образуемые таким путем понятия, суждения, умозаключения, научные законы представ­ляют не просто количественно суммированную совокуп­ность знаний об единичном, которую можно свести меха­нически к элементам, из которых они составлены, а ка­чественно новое образование, специфическая особенность которого состоит в отражении сущности вещей; 3) в ре­зультате, этого движения мысли возникают идеальные образы вещей, которые, в силу того что они переплав­ляют единичное в общее и отражают их сущность, не могут быть полностью сходными, тождественными с еди­ничным, чувственным.

Из истории философии известно, что переход от еди­ничного к общему, от чувственного к рациональному, от явлений к закону был тем объектом теории познания и логики, который больше всего доставлял философам хло­пот и трудностей. Это можно проследить шаг за шагом, начиная с древнейших времен до настоящего времени. Трудность заключалась не в том, чтобы понять, что по­знание оперирует с единичным и общим, что его цель — открыть общее, т.е. законы. Эта истина осознавалась подавляющим большинством мыслителей. Трудность коренилась в понимании взаимоотношения единичного и общего в познании, в переходе от одного к другому. Ни с позиций метафизического материализма, ни с по­зиции идеалистической диалектики Гегеля эту трудность невозможно преодолеть.

Вопрос стоял и стоит так. Единичное и общее, эмпи­рическое и рациональное, явление и закон — это такие противоположности, которые кажутся несовместимыми. Единичное несходно с общим, выражающим его сущ­ность. Это, несходство, различие часто бывает очень резким. Между тем связь между ними существует и дол­жна существовать. Это признают представители самых различных философских направлений. Одни считают, что эта связь состоит в том, что мы идем к общему от единичного, и что никакого качественного различия ме­жду ними не существует. Другие видят качественное различие между единичным и общим, но полагают, что общее дано Человеку заранее какими-то неведомыми способами (интуитивно, априори или как-нибудь еще). Они применяют, общее к единичному в виде основополагающих постулатов, которым единичное подсудно. Здесь, таким образом, связь между ними достигается чисто внешним образом, путем насильственного навязы­вания общего единичному.

Для первой точки зрения трудность состоит в том, что чисто количественный подход не позволяет понять сложность процесса познания, действительную роль мышления. Сторонники второй точки зрения не в состоя­нии ответить на вопрос: откуда же берется общее, общие постулаты и почему они навязывают себя миру единич­ного, эмпирического? Для материалистов-сенсуалистов XVIII в. общее есть не нечто качественно отличное от чувственных восприя­тий, а количественная комбинация последних в идеи, понятия. У Спинозы, напротив, опыт дает знание лишь конечных, единичных вещей, модусов, но не субстанции. Последняя познается интуицией. Но перехода от одного к другому у него нет, как нет и перехода от бесконечной неподвижной субстанции к подвижным модусам. И ма­териалисты-сенсуалисты и рационалисты отрицают скачок при переходе от единичного к общему, скачок, свя­зывающий их как ступени единого процесса познания и разделяющий их важной качественной; гранью.

В идеалистической философии нового времени мета­физическое противопоставление единичного и общего, эмпирического и рационального нашло свое наиболее яркое выражение у Канта. У него единичное отделено стеной от всеобщего. Всеобщее приходит в познание извне, со стороны, оно присуще лишь рассудку и есть абсолютно всеобщее: всеобщность, утверждает Кант, «никогда не зависит от эмпирических и вообще чувствен­ных условий, а всегда от чистого рассудочного поня­тия» (19).

С тех пор как Кант высказал эту мысль, она в раз­личных вариантах повторяется в качестве фундаменталь­ной идеи в многочисленных концепциях современной субъективно-идеалистической философии. Главная про­блема, которую мучительно пытаются как-то решить ее представители, —это проблема двух миров: мира еди­ничного, восприятия, «обыденного здравого смысла» и мира общего, законов науки. Или как формулирует ее Б. Рассел: «почему мы должны верить в то, что утверждает наука, но что не подтверждается чувственным восприятием...»... (20). С одной стороны, говорят представи­тели этой концепции, невозможно отрицать, что позна­ние не существует без восприятия единичного. Но, с дру­гой стороны, столь же очевидно, что без знания общего восприятия единичного не дают нам правильного пред­ставления о мире. С одной стороны, единичное должно быть основанием общего, с другой - общее само должно служить основанием для единичного. Тот «выход» из этого противоречивого положения, который указывается, в действительности является лишь вращением в заколдо­ванном круге. У Рассела, например, этот выход сводится к тому, что общее существует до единичного в виде ряда постулатов, принципов и независимо от него, но само это общее есть лишь «психологическая привычка». Общее связано с единичным тем, что в его основе лежит возникшая в мире восприятий психологическая привычка верить, что вслед за событием А наступит В. Отсюда всякое познание, по мнению Рассела, имеет лишь про­блематический характер, а логика может быть лишь «логикой вероятности». Иначе говоря, проблема ре­шается или, вернее, обходится путем полной субъективизации познания, отрицания его объективного содержа­ния. Это чисто метафизический подход к познанию, которое, согласно этому взгляду, претерпевает лишь коли­чественные изменения. Первобытный дикарь и современ­ный ученый, по Расселу, чуть ли не одинаково могут выражать свои ожидания только в форме вероятности. Преимущество ученого лишь в количестве знаний, «в сте­пени». Другие представители современного идеализма нахо­дят выход из указанного затруднения при решении во­проса о соотношении единичного и общего в том, что по существу отрицают общее, трактуют его в чисто номина­листском смысле, как слово, не имеющее за собой реаль­ного содержания.

В основе подобных утверждений, как уже было ска­зано, лежит непонимание диалектики перехода от ощу­щения к мысли, от единичного к общему и т. п. При­чины, питающие подобные ошибки, следует искать также в сложности пути, ведущем от одного к другому. Даже те естествоиспытатели, с именами которых связаны круп­ные исторические вехи в развитии науки, не умей с пра­вильных философских позиций понять диалектический путь познания, приходят к ложным заключениям отно­сительно его природы. А. Эйнштейн, например, однажды высказал мысль, которая очень характерна в этом плане. «Die Unbegreifliehste in der Welt ist, das sie begreiilich ist»,—сказал он, т. е. самое непонятное в мире — это то, что он познаваем (21).

Эти слова звучат парадоксально в устах ученого, внесшего огромный вклад в науку. Этот парадокс вызван непониманием, отрицанием логического перехода от эмпирического к рациональному, от единичного к общему и т; д. В своих работах Эйнштейн доказывает, что без чув­ственных восприятий и общих теоретических принципов невозможны научные познания. Оба эти компонента со­ставляют, на его взгляд, необходимые источники всякой научной теории. Он понимает, что эти составные мо­менты процесса познания связаны между собой, что они не могут быть разрозненными звеньями целого, познания. Но в чем сущность этой связи, какова ее природа, он не видит. Он даже полагает, будто вообще нет логического перехода от чувственного, эмпирического к общему, тео­ретическим постулатам.

В итоге получается, что, с одной стороны, он подчер­кивает, что без эмпирических данных невозможна тео­рия, последняя должна соответствовать этим данным; с другой стороны, общетеоретические принципы, по утверждению Эйнштейна, не абстрагированы, не выве­дены логическим путем из чувственного мира, явлений природы. Но откуда же берутся эти общетеоретические принципы? Может они априорно даны человеческому рассудку? Эйнштейн, однако, решительно отвергает априорный характер общих теоретических понятий. Если общие понятия и теории не абстрагируются от чувствен­ных данных, и в то же время они должны им соответ­ствовать, то в силу чего они должны соответствовать последним? С этой точки зрения познаваемость мира не объяснима.

В одном из своих выступлений Эйнштейн говорил: «Никто из тех, кто действительно углубился в предмет, не станет отрицать, что мир восприятий практически соответствует теоретической системе, несмотря на то что никакой логический путь не ведет от восприятий к осно­воположениям теории; это то, что Лейбниц так удачно назвал «предустановленной гармонией»» (22). Конечно, ссылка на «предустановленную гармонию» была неволь­ным признанием того, что вопрос о процессе познания при указанном подходе рационально разрешить невоз­можно. Но идеалисты ухватились за подобные утвержде­ния Эйнштейна, чтобы сделать его своим союзником., Его высказывания используются для защиты идеалисти­ческого тезиса об отсутствии перехода от эмпирического опыта к теоретическим обобщениям, от единичного к общему, от явлений к сущности и т. п.

Но если разобраться в ходе рассуждений Эйнштейна, то увидим, что в них нет идеализма, хотя выводы, кото­рые он делает, совершенно неприемлемы. Говоря о том, что нет логического перехода от чувственного опыта к теоретическим принципам, он в сущности имеет в виду лишь невозможность непосредственного, прямого выве­дения абстракции из восприятий. Он указывает, что со­временный ученый-теоретик вынужден при поисках тео­рии руководствоваться чисто математическими исход­ными данными, «дедуктивными предположениями» и т. п Он говорит об огромной роли творческой фантазии, во­ображения при создании обобщающих теорий. «Нельзя порицать теоретика, — заявляет он, — который стано­вится на такой путь, и называть его фантастом; нужно всемерно одобрять его такого рода фантазии, ибо дру­гого пути к цели не дано» (23).

С этим рассуждением нельзя не согласиться, но из него не вытекает ошибочный вывод о том, что нет логи­ческого перехода от эмпирического к рациональному, от единичного к общему. Из него только видно, что этот переход, «скачок» от одного к другому не прост и не пря­молинеен, что он неизбежно включает в себя моменты творческой фантазии, воображения, т. е. то, что Эйнштейн назвал «свободной мыслью», а М. Планк—«игрой мысли», «мыслительным экспериментом» (24).

Закономерность движения мысли от чувственного к рациональному, от ощущений, к мысли вовсе не тре­бует при создании новой теории каждый раз отправ­ляться непосредственно от чувственного опыта. Да это и не всегда возможно. Несомненно — об этом говорит сам Эйнштейн — при создании, например, общей теории от­носительности он руководствовался математическими исходными данными, хотя и опытные данные играли здесь свою роль. Все дело в том, что сами эти матема­тические данные стали возможными в результате дли­тельного развития науки, обобщения реальной действи­тельности и чувственного знания о ней. Они являются высшим звеном длинной исторической цепи логических переходов от чувственного к рациональному, от единич­ного к общему, от менее общего к более общему. Иссле­дователь, естественно, может и должен в определенных случаях начать исследование с них, а не с непосредствен­ного опыта. Абстракции, с которых начинает исследова­тель, могут казаться не связанными с чувственным опы­том логическими переходами только тогда, когда не учи­тывается весь исторический путь, который привел к их образованию. Нельзя вывести подобные абстракции не­посредственно из эмпирического опыта, но они выводятся опосредованно, ибо иного логического пути к ним не су­ществует.

Эйнштейн правильно говорит, что путь мысли от ма­тематических аксиом к чувственным восприятиям стано­вится все длиннее и тоньше, но это означает, что мысль в свое время проделала столь же длительный и «тонкий» путь от чувственных восприятий и эмпирического опыта к этим высоким абстракциям. Первое предполагает вто­рое и без него было бы невозможно.

В основе неправильного философского заключения Эйнштейна лежит представление о том, что признание закономерности и логичности перехода от чувственных восприятий к абстракциям якобы исключает признание огромной роли творческой фантазии и «свободной мыс­ли» исследователя. В. И. Ленин, всячески подчеркивая, что «диалектичен не только переход от материи к созна­нию, но и от ощущения к мысли», вместе с тем говорил о важной роли фантазии в самой строгой науке (25). Более того, уже в самом простом обобщении, основанном на логическом переходе, скачке от эмпирического к рацио­нальному, неизбежен элемент фантазии. Например, са­мое простое понятие «человек» создается при помощи мысленного воображения, фантазии, ибо человека как такового в действительности не существует. Поэтому диалектическая логика находится в полном согласии с опытом науки, свидетельствующим о великой ценности «штурмующей небо фантазии», как выражался М. Планк. Когда тот же Планк говорит, что существует инстру­мент, не связанный ни с какой границей, присущей са­мым современным приборам, что это — «полет нашей мысли», когда он заявляет, что мысли «тоньше атомов и электронов, в мыслях мы способны столь же легко рас­щепить атомное ядро, как и преодолеть космическое про­странство в миллионы световых лет» (26), то это в сущности тождественно со словами Маркса о величайшей «силе абстракции» или со словами Ленина о том, что мысль способна охватить то, что не под силу никакому пред­ставлению.

Только с точки зрения метафизического материа­лизма переход от ощущения к мысли есть чисто количе­ственный процесс накопления ощущений, чувственных наблюдений и их комбинирования, С точки зрения диа­лектического материализма, этот переход чрезвычайно сложен, многообразен, он основан на признании огром­ной активной роли мышления. В свете диалектического понимания сущности скачка от ощущений к мысли лишаются всякой почвы мисти­ческие представления о корнях и истоках общего. Вместе с тем обнаруживается ограниченность тех взглядов, ко­торые принижают общее, работу мышления в целом и сводят ее лишь к количественной группировке ощущений, восприятий. Наконец, снимается мнимая проблема тра­гически неразрешимого конфликта между миром вос­приятий единичного и миром общего, научных формул и законов. Ибо только тот, кто не признает закономерно необходимого диалектического скачка в движении мысли, может требовать, чтобы общее, выраженное, например, в каком-нибудь понятии или математической формуле, было непосредственно сходно с единичным.

C этой точки зрения интересно сопоставить научный, марксистский, и позитивистский подход к понятию за­кона, так как анализ взглядов современных позитивистов на закон может служить хорошей иллюстрацией того, как игнорирование момента перехода, скачка в про­цессе познания ведет к обесценению этой важнейшей категории науки. Закон, как известно, выражает суще­ственно общее в массе единичных явлений.

Как же понимают эту категорию неопозитивисты? Они не отрицают понятия закона, но дают такую его интерпретацию, что в нем ничего не остается объектив­ного. Наше понимание закона, говорят позитивисты, ни­чего общего не имеет с таинственными притязаниями старой философии на метафизическую необходимость. Если мы придаем какой-нибудь смысл закону, «то это должно означать только одно, что закон разрешает за­ключения по отношению к будущим восприятиям» (27). Другими словами, двигаясь, например, путем индукций от наблюдаемых случаев к общему заключению, мы склонны ожидать, что впредь будет так же, как и в на­блюдаемых случаях. В этом смысл понятия закона. И в этом якобы заключается вся «антиметафизическая» сущность современного естествознания.

С их точки зрения, понимать закон как обобщение реальной необходимости, присущей самим вещам, — это «метафизика». Позитивисты утверждают, что закон есть суммирование индивидуальных переживаний, позволяю­щее надеяться, что и в ненаблюдавшихся случаях будет так же, как было в наблюдавшихся ранее случаях. В дан­ном случае мы обращаем внимание не на субъективно-идеалистическую сущность их понимания закона, а на чисто количественную его характеристику: если явление А в одном, другом, сотом случаях сопровождалось явле­нием В, то отсюда вероятность того, что и в сто первом случае мы встретимся с той же ситуацией.

Такова же трактовка закона у Рассела. Понятие за­кона у него также связывается с «ожиданиями, имею­щими очень высокую степень внутреннего; правдоподо­бия» (28). На этом основании, как он сам заявляет, он отказался от того, чтобы в свои основоположения ввести постулат о существовании естественных законов.

Этот же взгляд высказывает и Айер в докладе «Смысл и интенциональность», сделанном на XII Между­народном философском конгрессе. Подвергая анализу вопрос о смысле предложений, он доказывает, что наибо­лее обещающей может быть попытка исследовать этот смысл «в терминах веры», т. е. ожидания наступления определенного положения. Но сам же он высказывает роковое для этого взгляда возражение. Доктор может верить, что его действия приведут к выздоровлению больного, но если он невежественен, то результат будет печальным. Используя этот же пример, можно сказать: настоящий врач действует не в духе, как говорит Айер; «некой прагматической формулы „А верит в то, что Р и т. д."»2, а на основании знания объективных законов организма. Но в таком случае закон не сведется к «вере» или «ожиданию».

Таким образом, неопозитивистские теории разру­шают понятие закона, поскольку они понимают все­общее чисто количественно, а переход от единичного к общему как вероятную возможность дополнения на­блюдаемых случаев новыми ненаблюдаемыми случаями.

Как же подходит к этому вопросу диалектическая логика? Лучше всего это будет видно из следующего рассуждения Энгельса; «Всякое действительное, исчер­пывающее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в осо­бенность, а из этой последней во всеобщность; заклю­чается в том, что мы находим и констатируем бесконеч­ное в конечном, вечное — в преходящем. Но форма все­общности есть форма внутренней завершенности (кур­сив мой,— М. Р.) и тем самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное. Мы знаем, что хлор и водород под действием света соеди­няются при известных условиях температуры и давле­ния в хлористоводородный газ, давая взрыв; а раз мы это знаем, то мы знаем также, что это происходит всегда и повсюду, где имеются налицо вышеуказанные условия, и совершенно; безразлично, произойдет ли это один раз или повторится миллионы раз и на скольких небесных телах. Форма всеобщности в природе — это закон...»(30).

Как видим, здесь подход к закону как всеобщности совершенно иной: в познании он постигается в резуль­тате перехода от единичного, эмпирического к всеоб­щему. Но этот переход осуществляется не в виде количественного прибавления не наблюдавшихся ранее случаев, а в виде диалектического скачка, т. е. в форме перехода к всеобщности в ее «внутренней завершенно­сти», что дает возможность формулировать всеобщность как выражение сущности, необходимости, внутренних связей вещей. Поэтому, когда открыта эта всеобщность, уже не имеет значения, сколько новых случаев будет или не будет наблюдаться. Сущность скачка в познании за­ключается в том, что достигается такое обобщение, зна­чение которого определяется уже не количеством охва­ченных в нем случаев, а качеством, т. е. постижением сущности, причины, закона вещей. Скачок от эмпирического к закону есть качественное изменение в ходе по­знания. В этом смысле скачок есть узловой пункт в развитии познания. Такими узловыми пунктами являются, например, философские категории или категории и за­коны конкретных наук, так как в них даны обобщения единичного, схватывающие сущность вещей.

Вся история познания с этой точки зрения представ­ляет собой единый сложный процесс, в котором количе­ственные изменения прерываются скачками, т. е. возник­новением новых понятий, категорий, законов и т. п.

Когда Энгельс называет закон формой завершенной всеобщности, то он далек от мысли, что законы по­знаются сразу и что в дальнейшем ничего невозможно изменить в наших представлениях о них. Он здесь же специально указывает, что процесс познания бесконе­чен; что наши понятия о конкретных законах уточняют­ся, изменяются, углубляются. Всеобщность как внутреннюю завершенность Энгельс соотносит с единичными явлениями, из исследования которых выводятся законы. Само же познание законов бесконечно, и так как эта бесконечность реализуется в смене поколений людей, то, разумеется, ни о какой завершенности познаний не может быть речи.

Закон отрицания отрицания. Диалектическое разви­тие находит свое дальнейшее выражение в законе отри­цания отрицания. Этот закон имеет важное значение для понимания основной тенденции, направления разви­тия явлений и тех процессов, которые их обусловли­вают. Его роль в познании также очень велика, он по праву должен считаться одним из коренных оснований логики процесса познания (31).

Действию отрицания отрицания присущи два важных момента: 1) момент диалектического отрицания в процессе развития и 2) момент синтеза отрицающего с отрицаемым, сопровождающегося возвратом к исходному моменту на высшей основе. Обе эти стороны свидетель­ствуют об органической связи данного закона диалек­тики с уже рассмотренными законами. Отрицание как момент развития есть результат противоречивой при­роды вещей. Предмет содержит в себе нечто противопо­ложное своей сущности, иное самого себя, и это иное есть его отрицание, свойственное ему в силу развития, изменения. Предмет как тождество бытия и небытия и означает, что утверждение и отрицание его существова­ния находятся, пользуясь гегелевским выражением, не вне взаимного соприкосновения, а в единстве. Если бы противоположности не находились в единстве, в отно­шениях взаимопроникновения, то отрицание не высту­пало бы в качестве закономерного этапа процесса раз­вития, изменения. Оно возникало бы лишь в точках слу­чайного, внешнего соприкосновения двух предметов.

При помощи отрицания реализуется превращение вещи в свою противоположность, т. е. перерыв постёпенности, количественных изменений и переход, скачок в новое качество.

Диалектическая природа отрицания заключается в том, что оно «не разрешается в нуль», т. е. в ничто, не способно дать жизнь новому, а есть условие, момент развития. Отрицание есть условие развития, во-первых, потому, что оно уничтожает то, что мешает, тормозит, сковывает дальнейшее развитие, и, во-вторых, потому, что оно удерживает положительное в уничтожаемом, будучи вследствие этого моментом связи различных ступеней развития, источником преемственности между ними.

Однако первым отрицанием не заканчивается раз­витие. Утверждение и отрицание — две односторонние крайности, которые в дальнейшем развитии снимаются высшей ступенью, представляющей собой, синтез всего положительного, содержащегося в них, но синтез не как простое суммирование предыдущего, а как новое каче­ство. В этом новом качестве старое (его положительные элементы) преобразовано и подчинено новому. Эта высшая ступень есть «отрицание отрицания». Вследствие того что второе отрицание отрицает: первое, на этой , ступени происходит как бы возврат к исходному пункту, с которого началось развитие,; воспроизводятся некоторые его черты и свойства. Двойное отрицание ве­дет к восстановлению на новой, высшей основе этих не­которых особенностей исходного пункта развития. Благодаря этим процессам развитие, представленное в целом, имеет не прямолинейную, а спиралевидную форму. Самое существенное в законе отрицания отри­цания то, что действием этого закона, в совокупности с другими законами диалектики обусловливается посту­пательный, прогрессивный характер развития. Эта основная тенденция изменений находит свое выражение в развитии природы и общества. В полной мере это относится и к мышлению.

Логика развития мышления, познания целиком под­чиняется действию этого закона. Рассмотрим это под углом зрения вышеуказанных двух моментов, характе­ризующих сущность закона отрицания отрицания. При том, чтобы яснее и резче очертить весь процесс позна­ния с точки зрения этого закона, рассмотрим сначала первый его отрезок — движение мысли от утверждения положительного к отрицательному, а затем второй отре­зок, — от первого отрицания ко второму или, что то же самое, от отрицания к новому утверждению.

Ни исторически, ни логически познание не двигалось бы; вперед, если, бы в его развитии не содержалось как важнейший элемент диалектическое отрицание. Здесь, пожалуй, более полно и ярко, чем где-либо, обнару­живается тот факт, что отрицание выступает как един­ство отрицания и утверждения, как «снятие», в котором осуществляется связь между ступенями развития, как одновременное отрицание старого и сохранение, удер­жание положительных сторон последнего. Гегель спра­ведливо писал по этому поводу: «Удерживать положит тельное в его отрицательном, содержание предпосыл­ки—в ее результате, это—самое важное в разумном познании...» (32). Эта мысль содержится в последней главе «Науки логики», в которой дается глубокое изложение процесса логического познания как отрицания отрица­ния. В. И. Ленин высоко оценил эту главу в «Философ­ских тетрадях», указав, что она «почти не содержит специфически идеализма, а главным своим предметом имеет диалектический метод» (33).

Чтобы показать, какую важную роль в процессе раз­вития познания, играет диалектическое отрицание, про­анализируем сначала движение познания в историческом плане. Совершенно ясно, что только благодаря связи между положительным и отрицательным возмож­но движение познания вперед. Если бы отрицание имело абсолютный характер, было бы «абстрактным отрица­нием», т. е. отбрасывающим достигнутое ранее, не опи­рающимся на него в своем движении, то наука не спо­собна была бы и шагу сделать вперед, не было бы ни­какой истории науки. История складывается из момен­тов, утверждения и отрицания тех или иных идей, тео­рий, гипотез, понятий, но так, что отрицание вытекает из утверждения, утверждение — из отрицания, т. е. исто­рия представляет собой связь и взаимодействие этих двух процессов. История познания возможна лишь по­скольку отрицательное сберегает в себе положительное. Познание не могло бы двигаться, если: бы оно складывалось из суммы абстрактных отрицаний. Но именно на наличие подобных отрицаний в природе и мышле­нии ссылаются некоторые опровергатели закона отри­цания отрицания.

Упоминавшийся уже С. Хук недоволен тем обстоя­тельством, что Энгельс, излагая закон отрицания отри­цания и иллюстрируя его на простом примере роста ячменного зерна, указывает, что отрицание отрицания возможно лишь при нормальных условиях, т. е. в слу­чае с ячменным зерном оно осуществится; если семя по­садить в землю, если будут соответствующие метеоро­логические условия и т. п. А что получится, говорит Хук, если семя варят, приготовляют и потребляют? За­кономерен этот процесс или нет? Если он, закономерен, то тогда никакого отрицания отрицания с зерном не произойдет. Отсюда он делает вывод о том, что закон отрицания отрицания не универсален не всеобщ. Раз нужны определенные условия для роста ячменного зерна, заявляет он, тогда допущение того, что условия не всегда сопровождают рост, нарушает универсаль­ность закона.

Хук не разобрался или делает вид, что не разбирается в элементарных вещах. Размалывание, варка и поглощение зерна по отношению к закономерному про­израстанию зерна есть абстрактное, голое, «зряшное» отрицание, делающее невозможным весь цикл его раз­вития. А закон отрицания отрицания это — закон развития. Вместо того чтобы машину пустить в ход и заставить ее работать, ее можно разбить, уничтожить. Следует ли из этого вывода то, что законы, согласно которым создана и функционирует машина, не действительны, не всеобщи для этой и других подобных машин? И в истории науки имели места «абстрактные» отри­цания — скажем, отрицание средневековыми богосло­вами достижений античной науки или отрицание немецко-фашистскими «учеными»-расистами достижений на­уки новейшего периода. Но от такого рода отрицаний наука не движется вперед. Было бы, однако, не верным на; этом основании делать заключение о недействитель­ности или об ограниченном характере рассматриваемого закона. Напротив, подобные факты подтверждают то, что лишь диалектическое отрицание есть условие разви­тия объективных предметов, познания, науки. Реальная история познания служит достаточно веским основанием для доказательства этого положения в примене­нии к науке. Излагая историю развития человеческих знаний, сами творцы науки часто подчёркивают закономерную связь различных представлений в истории науки. На­пример, А. Эйнштейн и Л. Инфельд, показывая переход от старых, механистических представлений, сводивших все явления природы к взаимодействующим между ча­стицами силам, к теории поля, указывают: «... было бы неверным считать, что новое воззрение — теория поля... разрушает достижения старой. Новая теория выявляет как достоинства, так и ограниченность старой теории и позволяет нам оценить старые понятия с более глубо­кой точки зрения. В теорий Максвелла, например, мы еще находим понятие электрического заряда, хотя за­ряд понимается только как источник электрического поля. Так же справедлив и закон Кулона; он содер­жится в уравнениях Максвелла, из которых его мож­но вывести в качестве одного из многих следствий. Мы можем применять старую теорию всякий раз, когда исследуются факты в той области, где она справед­лива» (34).

Новая теория выявляет достоинства и преодолевает ограниченность старой — в этом суть диалектического отрицания в процессе познания. Без такого процесса нет и не может быть движения познания.

Рассмотрим ещё один пример. Новая формулировка периодического закона, ставшая возможной на почве данных современной физики, безусловно была «отрица­нием» старой формулировки Менделеева, открывшего этот закон. Менделеев считал, что свойства химических элементов находятся в периодической зависимости от их атомных весов. Согласно современным воззрениям, они изменяются периодически, в зависимости от величин зарядов атомных ядер элементов. Ясно, что здесь на­лицо отрицание, но отрицание не абстрактное, а диалек­тическое, ибо новая формулировка опирается на закон, обоснованный учением Менделеева, и удерживает все положительное в нем, т. е, сущность самого закона. Поэтому здесь есть движение познания, развитие мысли, история науки.

Точно так же теория стоимости Маркса отрицала трудовую теорию стоимости Смита и Рикардо. В самой теории классиков английской политической экономии, т. е. в ее положительном содержании, было и её отри­цание, поскольку это был лишь первый подход к науч­ному определению стоимости, требовавший дальнейшего развития, углубления. Мы берем процесс познания в чи­стом виде, сознательно отвлекаясь в данном случае от многих; усложняющих его обстоятельств, каковы, на­пример, социальные корни той или иной теории и т. п.

Нет смысла увеличивать число подобных примеров, поскольку ими полна история познания. Но было бы неверно воспринимать их в качестве простых Иллюстра­ций указанного закона, ибо они — проявление сущности познания. Все движение познания от относительных истин к истине абсолютной есть цепь утверждений и от­рицаний, ведущих к сгущению, накоплению, концентра­ции элементов абсолютной истины.

Таким образом, вне момента Диалектического отри­цания, движения мысли от утверждения к отрицанию необъяснима логика истории мысли или, если угодно, историческая логика развития познания.

К такому же выводу мы придем, если рассмотрим движение мысли в логическом аспекте, свободном от усложняющих его исторических обстоятельств и усло­вий. Здесь формы отрицания чрезвычайно разнообраз­ны. Если началом движения мысли является непосред­ственное, то оно отрицается опосредствованным, конкрет­ное отрицается абстрактным, чувственное — рациональ­ным, единичное — всеобщим, слитное — расчлененным, индукция —- дедукцией, тождество — различием и т. д. При этом каждое из этих отрицаний содержится в са­мом положительном и диалектически из него разви­вается. В каком бы из этих многочисленных аспектов мы ни рассматривали начало движения мысли, оно всегда бу­дет требовать своего отрицания. Возьмем такое начало, которое действительно выступает в качестве исходного пункта познания, как единичное или ряд единичных явлений. В качестве начала внешне воспринимаемое явление есть простое и непосредственное, и существенные его стороны, свойства, определения дремлют еще в его лоне, т. е. не выявлены и не осознаны. Поэтому и требуется движение мысли от утверждения и положи­тельного; к своему отрицанию, дабы возможен стал процесс определения вещи. Результатом этого движе­ния будет абстракция, всеобщее, с помощью которых явление как нечто слитное, конкретное расчленяется и обогащается определениями, постигается в своей сущ­ности. Например, от отдельных фактов классовой борьбы в антагонистическом обществе познание переходит к. раскрытию всеобщего закона, согласно которому классовая борьба в таком обществе неизбежна. Этот переход есть отрицание простоты и непосредственно­сти первоначально воспринимаемых единичных фак­тов: единичное осознается как всеобщее. Через такое отрицание раскрывается существенное и всеобщее свойство антагонистического общества, «всеобщее» стано­вится зеркалом, в котором единичное находит свое существенное отражение. Без такого «отрицания» еди­ничного всеобщим невозможно познание сущности пер­воначального утверждения, констатирующего единичные факты классовой борьбы. Диалектический характер этого отрицания очевиден, ибо, хотя единичное посред­ством отрицания как бы растворяется в общем, оно не пропадает, а «снимается» им, преобразуется в суще­ственное, сохраняя себя во всеобщем.

Рассмотрим ещё такой пример. Свобода воли чело­века есть то непосредственное, на что мы наталки­ваемся прежде всего, когда пытаемся разобраться в истории общественной жизни. Но дальнейшее изуче­ние, этого вопроса, переход от непосредственного к опосредствованному, раскрывает детерминированность че­ловеческой воли, т. е. отрицает свободу воли. Откры­тие того факта, что за свободой общественной деятель­ности людей скрывается историческая необходимость, в. конечном счете определенные материальные условия их жизни, составило эпоху в развитии общественной науки. Но необходимость не снимает свободы воли, лишь объясняет её, в силу чего, и данное отрицание имеет диалектический характер.

Однако первым отрицанием движение мысли к исти­не не заканчивается, и мы должны проанализировать дальнейший путь — движение познания от первого от­рицания ко второму или к новому утверждению. Хотя первое отрицание и удерживает в отрицательной форме положительное, оба они — положительное и отрицатель­ное — суть противоположности и в своей односторон­ности не истинны. Сколько недоразумений возникает на почве расхождения, противоречия явлений и сущности, единичного и общего, конечного и бесконечного, ибо хотя одно путем движения мысли и осознается из другого, но их единство никогда невозможно обнару­жить непосредственно. Только снятие этой противо­положности в форме высшего единства завершает от­дельный цикл познания и приводит к конечному ре­зультату—к истине. Отсюда необходимость второго отрицания. В избранном нами примере от осознания общего закона классовой борьбы мы возвращаемся к единичным фактам, к конкретным событиям, но уже на основе, обогащенной первым отрицанием, в свете знания закона явлений. На этой ступени явление вы­ступает уже как единство непосредственного и опосред­ствованного, явления и сущности, единичного и общего.

Если продолжить рассмотрение примера со сво­бодой воли человека, то от осознания необходимости; детерминированности человеческой деятельности мысль возвращается к первоначальному утверждению о том, что свобода воли существует, но что она представляет собой в сущности познанную необходимость. Формула «свобода как осознанная необходимость» наглядно синтезирует непосредственное с опосредствованным, положительное с отрицательным на высшей, научной основе.

Если на первом отрезке пути задача состояла в том, чтобы найти истину утверждения, положительного в отрицательном, то теперь нужно истину самого отри­цательного найти в положительном, т. е. в новом утверждении, в возврате к положительному.

Таким образом, в результате второго отрицания мы снова возвращаемся к утверждению, к положительному, откуда началось движение мысли, но на новой, высшей основе. Отдельный цикл движения познания завершается в той же точке, которая составляла исходный пункт, поэтому ему присуща форма круга или витка на бесконечной спирали движущегося вперед познания.

При этом следует подчеркнуть, что новое утверждение, представляющее собой возврат к исходному, аналогично с ним лишь по форме, в действительности же оно не­измеримо богаче, поскольку, пройдя через двойное от­рицание, начало раскрыло все свое содержание. Дви­жение от утверждения к отрицанию и от него снова к утверждению есть форма поступательного движения мысли, так как на каждой новой ступени не утрачи­вается содержание предыдущей, а, напротив, оно обо­гащается, обрастает новыми, более глубокими опреде­лениями.

Весь обрисованный выше процесс движения мысли В. И. Ленин подытожил в следующих словах: «...По отношению к простым и первоначальным, „первым" по­ложительным утверждениям, положениям etc. „диалек­тический момент", т. е. научное рассмотрение, требует указания различия, связи, перехода. Без этого простое положительное утверждение неполно, безжизненно, мертво. По отношению к „2-му", отрицательному положе­нию „диалектический момент" требует указания„единства", т. е. связи отрицательного с положительным, на­хождения этого положительного в отрицательном. От утверждения к отрицанию — от отрицания к „единству" с утверждаемым, - без этого диалектика станет голым отрицанием, игрой, или скепсисом...» (35).

Отрицание отрицания есть всеобщая логическая форма движения познания. Эта форма движения нахо­дит свое проявление и в сфере чувственного познания, что в свое время блестяще показал И.М. Сеченов. Он доказывал, что процесс чувственного познания начи­нается со «слитного» воспринимания предмета или группы предметов, затем идет к расчленению этой слит­ности, к выявлению отдельных сторон, свойств вещей, а затем снова возвращается к слитному чувствованию. Он писал по этому поводу: «Для всякого сгруппирован­ного чувствования мыслимы два противоположных те­чения в сознании: переход от группы к отдельному члену и переход от отдельного члена к группе. В обла­сти зрения первому случаю соответствует, например, видение в первый миг целой группы или картины, а за­тем видение какой-нибудь одной части предпочтительно перед прочими (части, на которую, как говорится, обра­щено внимание), а второму—воспоминание целой кар­тины по намеку на одно из ее звеньев» (36).

Еще более ярко и всесторонне обнаруживает себя, эта форма движения мысли в процессе всего познания. Процесс развития познания состоит из множества малых кругов, внутри которых движение познания совер­шается в форме отрицания отрицания. Так, например, соотношение между анализом и синтезом таково, что начиная с анализа мы переходим к синтезу и от него снова к анализу, но уже опосредствованному синтезом. Или, наоборот, начиная с синтеза, мы переходим к ана­лизу, а этот последний открывает возможности для более глубокого синтеза. В этой же логической форме движется мысль от единичного к общему и от общего к единичному, взятому в единстве с общим; от конкрет­ного — к абстрактному и от этого последнего снова, к конкретному; от гипотезы — к теории и от нее к более широким гипотезам; от теории — к практике, к опыту и от опыта, практики к более глубокой теории или наобо­рот, и т. д.

И. П. Павлов писал, что, прежде чем изучить факты, очень важно иметь хотя бы предварительную идею, на, которую можно было бы «цеплять» факты. От фактов же познание идет снова к общей идее, но уже на новой, «фактической» основе. Знаменитый химик Д. Дальтон писал, что, «хотя мы и должны остерегаться того, чтобы какая-либо теория, противоречащая опыту, не ввела нас в ошибку, все же чрезвычайно целесообразно создавать некоторые предварительные представления о предмете нашего исследования, направляя тем самым себя по определенному пути исследования» (37). И в этом случае движение мысли направляется от предварительной идеи (первоначального утверждения) к фактам и проверке ее на опыте и от опыта назад к идее, но уже опосредствованной и проверенной опытом. Таков, очевидно, об­щий способ исследования.

Одним словом, какую бы сторону процесса позна­ния ни рассматривать, везде мы обнаружим движение мысли по закону отрицания: отрицания. Поэтому этот закон есть один из важнейших законов познания.

Здесь нет нужды специально рассматривать процесс движения мысли от первого отрицания ко второму в историческом развитии познания, общеизвестны при­меры, указанные в свое время Энгельсом (38). В ряде ра­бот эта форма исторического развития познания рас­смотрена на материале конкретных наук (39). По сравне­нию с логическим процессом познания, протекающим ,в сравнительно короткие промежутки времени, истори­ческие циклы развития той или иной теории или си­стемы взглядов охватывают значительно более длинные периоды, опосредованы целым рядом обстоятельств, и поэтому здесь отрицание отрицания проявляется в бо­лее сложной, запутанной форме. Подчеркивая всеоб­щий характер закона отрицания отрицания, следует предостеречь от упрощения чрезвычайно сложного про­цесса исторического развития познания, нельзя подго­нять его под какую-то обязательную, всюду одинаково проявляющуюся схему. Что же касается общей тенден­ции, выражаемой понятием отрицания отрицания, то в историческом процессе развития познания она столь же реализуется, как и в логическом процессе. Об этом говорит и приведенный выше пример из книги «Эволю­ция физики». Если до возникновения теории поля все явления природы сводились к частицам и силам, дей­ствующим между ними, а в последующий период — к одностороннему выпячиванию поля, то новая ступень в развитии науки характеризуется стремлением к та­кому объяснению, в котором односторонности прежних представлений снимаются, а вещество и поле, прерыв­ное и непрерывное объединяются воедино в высшем синтезе.

Закон отрицания отрицания имеет значение для по­строения системы понятий, категорий, законов как кон­кретных наук, так и самой логики, для правильного под­хода к вопросу о взаимоотношении понятий, принципах выведения их друг из друга. Любая наука невозможна без системы категорий, понимаемой диалектически как подвижной, развивающейся системы. Понятия, категории, законы науки, не находящиеся во взаимосвязи и в определенных отношениях между собой, не способны отразить развитие, изменение. Не приведенные в си­стему, они будут эмпирической грудой бессвязных, со­существующих друг подле друга форм, но не процессом отражения действительности.

Диалектическая система науки — это форма движе­ния, связи, переходов понятий, категорий, научных законов, позволяющая глубоко исследовать и изложить объективную истину.

Конечно, для правильного решения вопроса о созда­нии системы категорий науки необходимо учесть все законы и принципы диалектики и шире — принципы диа­лектического и исторического материализма в целом. Однако поскольку закон отрицания отрицания дает как бы общую картину развития, вскрывая связь и преем­ственность ступеней развития, поступательный характер движения, постольку он особенно важен для. понимания тех требований, которые предъявляются диалектической логикой к системе понятий, категорий.

Из закона отрицания отрицания вытекают по край­ней мере два таких требования. Во-первых, движение понятий от простого к сложному, движение, обусловлен­ное диалектическим характером отрицания. Так как начало познания есть всегда нечто простое и непосред­ственное, и лишь в последующем движении мысли про­текает процесс опосредствования, обнаружения сущ­ности, то правильной, очевидно, может быть система, построенная по принципу развития, перехода понятий от простых к сложным, от низших к высшим.

Любая наука, каким бы конкретным материалом она ни оперировала, должна считаться с этим принци­пом движения мысли. Не случайно, например, матема­тика начинается с изложения простейших правил ариф­метических действий, с низшей, элементарной матема­тики и затем постепенно усложняет свои понятия и за­коны, переходя к высшей математике. Физика начи­нает систему своих категорий и законов с таких, которые отражают простейшие формы движения —ме­ханики, теплоты — и от них переходит к более слож­ным, каковы электричество, оптика, свет, атомная фи­зика. В химии при изложении периодической системы элементов принят тот же принцип: вначале изучаются свойства простейших элементов, каковы водород, гелий и т. п., затем более сложных элементов. Этот же прин­цип принят и в политической экономии, ярким приме­ром чего может служить «Капитал» К. Маркса. Маркс начинает исследование с простейшей категории, встре­чающейся в повседневной жизни капиталистического об­щества, — с товара, и каждый новый шаг в его системе означает переход к более сложной и высшей экономи­ческой категории. С каждой новой категорией — стои­мости, прибавочной стоимости, капиталистического на­копления и т. п.— мы поднимаемся на более высокую ступень лестницы познания, позволяющую глубже вскрыть смысл буржуазного способа производства, осо­знать его законы.

Принцип движения от простого к сложному это не: только методический вопрос, вопрос о том, как лучше изложить материал той или иной науки. Здесь методи­ческая сторона сама служит выражением закона позна­ния, согласно которому невозможно начать познание явлений с их сущности. Переход от понятий, выражаю­щих простое, непосредственное, к понятиям сущности, опосредования, это — объективный закон движения мысли.

Переход от одного понятия к другому есть процесс диалектического отрицания. Это значит, что при по­строении системы понятий и категорий более сложные и высшие возникают из отрицания простых и низших, но так, что последние не исчезают, а сохраняются и «уплотняются» в первых, сберегая все свое положитель­ное содержание. Поэтому отрицание служит также кри­терием того, что следует считать простыми, низшими и что сложными, высшими понятиями и категориями. Так, понятие прибавочной стоимости в анализе, данном Марксом, диалектически снимает понятие стоимости, а не наоборот, в силу чего второе содержится в первом, и потому понятие прибавочной стоимости— более слож­ное понятие. Понятие прибыли в свою очередь диалек­тически отрицает понятие прибавочной стоимости, но при этом категория прибыли выступает у Маркса на такой ступени анализа, когда в ней уже в снятом виде содержится как ее ядро и суть понятие прибавочной стоимости.

Из этого следует, что благодаря диалектическому отрицанию понятия, переходя от простых к сложным, становятся богаче, конкретнее своими определениями, полнее охватывают действительность. Или, как удачно сказал Гегель, движение мысли на каждой новой сту­пени определения поднимает всю массу предшествую­щего содержания «и не только ничего не теряет вслед­ствие своего диалектического поступательного движе­ния, не только ничего не оставляет позади себя, но уно­сит с собой все приобретенное и обогащается и уплот­няется внутри себя» (40).

Таким образом, система понятий и категорий дол­жна отражать этот процесс обогащения и уплотнения категорий, конкретизации определений, процесс снятия путем диалектических отрицаний односторонности пре­дыдущих определений и поступательного движения к всестороннему отражению явлений.

Движение понятий должно, во-вторых, представлять собой единство противоположных направлений: движе­ния от исходного пункта вперед и возвратного, «спира­левидного» приближения к началу. Ярким примером подобного построения структуры, системы понятий и ка­тегорий, вытекающих из закона отрицания отрицания может служить «Капитал». Маркс начинает изложение с анализа процесса капиталистического производства как конкретного объекта, подлежащего исследованию. Конечно, этот исходный пункт во всей его конкретности отсутствует в I томе произведения Маркса, разложение его в мышлении на части было подготовлено предше­ствующей политической экономией и проделано самим Марксом за пределами изложения, данного в «Капи­тале». Но все же основной объект и, так сказать, выра­зитель этого конкретного целого присутствует здесь и с него как обычного, массовидного явления буржуаз­ного общества Маркс начинает. Это — товарный обмен.

Система экономических категорий в «Капитале» по­строена так, что движение их удаляется от конкретного целого, поскольку оно непосредственно и неопределенно. Но чем дальше удаляется Маркс от этого исходного пункта, тем ближе он к нему подходит благодаря рас­крытию его сущности с помощью целой серии опосредствующих категорий. В этом смысле удаление от на­чала есть и возвратное приближение к нему, так как удаление от него представляет собой процесс разверты­вания определений, делающих возможным познание его.

Весь III том «Капитала» Маркс посвящает этому возвратному приближению к началу, к объекту в его внешнем бытии и проявлении, каким он предстал перед исследователем в качестве исходного момента. Поэтому все экономические понятия и категории этого тома имеют во всей марксовой системе завершающий харак­тер: они соединяют начало и конец, возвращаются к той точке, откуда начинается движение мысли, но, ко­нечно, на высшей основе.

«Капитал» является примером научного произведе­ния, в котором исследован определенный социальный организм, достигший полной зрелости, от его начала до конца, со всех его сторон, во всех его многочислен­ных проявлениях. Он исследован гениальным мыслите­лем, проникшим в тайны не только законов обществен­ного развития, но и законов познания, логики диалекти­ческого отражения мира. Именно по этой причине ло­гика познания, движения мысли нашла здесь свое глу­бокое выражение. Это объясняет, почему В. И. Ленин так настойчиво требовал использовать «Капитал» для исследования логики вообще.

Конечно, система понятий и ее построение в конкрет­ных областях науки в связи с конкретными целями и задачами исследования всегда получает и не может не получить различного выражения. Однако не подлежит сомнению то, что закон отрицания отрицания объясняет нам путь познания, его сложные формы движения, раз­личные стадии, органически связанные между собой переходами «положительного» в «отрицательное» и воз­вратами к исходному пункту.

Примечания

1.См. В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 360.

2.Там же, стр. 357.

3. К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения в двух Томах, т. II, Госполитиздат, М., 1955, стр. 367.

4.1 Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 159.

5.S. Hook, Dialectical Materialism and Scientific Method, 1953

6.Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 34.

7.См. Аристотель, Категории, стр. 45.

8.Совпадение мысли с объектом в данном случае рассматри­вается не только в смысле тождественности законов бытия и по­знания, но и развития истины, углубления наших представлений об объективном мире.

9.Эту сущность познания Маркс определил в I томе «Капи­тала», указав, что для него «идеальное есть не что иное, как ма­териальное, пересаженное в человеческую голову и преобразован­ное в ней» (К. Маркс, Капитал, т. I, Госполитиздат, М., 1955, стр. 19 (курсив мой. — М. Р.)).

10.В. И. Ленин, Соч., т. 14, стр. 91.

11.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 85.

12.См. Гегель, Соч., т. V, стр. 117, 147, 500, 501 и др.

13.Понятие «небытия» употребляется здесь только в этом смысле, а не как пустота, отсутствие всякого бытия.

14.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 275.

15.W. Heisenberg, Das Naturbild der heutigen Physik, S. 11.

16.W. Heisenberg, Das Naturbild der heutigen Physik, S. 32 (курсив мой. - M.P.).

17.В. И. Ленин, Соч., т. 14, стр.247.

18.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 279.

19.И. Кант, Пролегомены, Соцэкгиз, М.—Л., 1934, стр. 172—173.

20.Б. Рассел, Человеческое познание. Его сфера и границы, М., 1957, стр. 197.

21.Цит. по кн.: «Albert Einstein als Philosoph und Naturforscher», S. 185.

22.A. Einstein, Mem Weltbild, Amsterdam, 1934, S. 168—169.

23.Цит. по кн.: «Albert Einstein als Philosoph und Naturforscher», S. 276.

24.См. M. Plansk, Die Physik im Kampf urn die Weltanschauung, Leipzig, 1935, S. 20, и другие его работы.

25.См. В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 279, 370.

26.М. Planck, Determinismus oder Indeterminismus? Leipzig, 1948, S. 24.

27.«Erkenntnis», Erster Band, 1930—1931, S. 67.

28.Б. Рассел, Человеческое познание. Его сфера и границы, стр. 511.

29.«Atti del XII Congresso Internaziohale di Filosofia» (Venezia, 12—18 Settembre 1958), Firenze, 1958, p. 153 и дальше.

30.Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 185—186.

31.Догматическое отношение к работе И. В. Сталина «О диа­лектическом и историческом материализме» привело к тому, что закон отрицания отрицания или вовсе выпадал из характеристики материалистической диалектики, или его пытались втиснуть в опре­деление других диалектических законов, как, например, поступал в некоторых своих работах автор настоящих строк. Конечно, это была ошибка, которая должна быть исправлена.

32.Гегель, Соч., т. VI, стр. 308.

33.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 227.

34.А. Эйнштейн и Л. Инфельд, Эволюция физики, М., 1956, стр. 156.

35.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 219.

36. И. М. Сеченов, Избранные философские и психологические произведения, Госполитиздат, М., 1947, стр. 465.

37.Дж. Дальтон, Сборник избранных работ по атомистике, Л., 1940, стр. 13.

38.См. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 130.

39.См., например, книгу Б. М. Кедрова «Эволюция понятия эле­мента в химии», М., 1956.

40.Гегель, Соч., т. VI, стр. 315.


Личные инструменты